Он был готов к тому, что его уволят.
Он был готов сам уволиться.
Он был готов работать.
Оказалось — все-таки работать.
Удостоверившись, что безраздельно завладел вниманием Хоуи, мистер Войновски запустил руку во внутренний карман тщательно застегнутого пиджака и извлек тонкий конверт. Конверт он протянул Хоуи. А потом тихо, словно шорох шелка по коже, произнес:
— Мистер Пайпер, вы должны доставить это сообщение по указанному адресу. Вы должны позаботиться о том, чтобы оно достигло адресата ровно в одиннадцать часов. Надеюсь, у вас есть часы.
Хоуи был слишком ошарашен спокойной уверенностью мистера Войновски, что сотрудников полагается две недели кряду держать в полном неведении, и поэтому даже не запротестовал и не задал ни одного из сотни вопросов, которые вертелись у него на языке. Он только ответил:
— Э… ну да, конечно. У меня есть часы.
— Очень хорошо. Тогда сверим наши хронометры. По моей команде… у меня десять семнадцать… Старт!
Хоуи перевел свои наручные часы, которые отставали.
— И последнее, — сказал мистер Войновски. — На это задание вы возьмете с собой мистера Херрингбона.
— О'кей. А кто он, черт побери?
Экономным жестом мистер Войновски указал на сидящего в другом конце комнаты парня.
— Вот тот. — И ушел.
С минуту Хоуи с полным ошеломлением глядел вслед боссу, потом встал и пошел к указанному парню.
Мистер Херрингбон сидел за батареей из шести терминалов. Тут было три крупных монитора IBM, а на них стояло еще несколько мелких моделей от других производителей. Все они работали и отбрасывали жутковатый свет на исхудалое лицо, компактно пристроившееся под всклокоченной копной рыжих волос.
— Эй, — позвал Хоуи, — привет, приятель. Меня зовут Хоуи, а тебя?
Херрингбон поднял глаза от экрана. Его пальцы застыли на клавиатуре. И он тут заговорил:
— Добрые сказки умирают в синеве, засаленные до десяти долин.
— Чего?
Вздохнув, Херрингбон достал из кармана рубашки и протянул Хоуи визитку. Хоуи ее взял. Он был настолько растерян, что не сразу смог сосредоточиться, и ему показалось, будто он читает: БОЮСЬ ВОЙНЫ ПРОТИВ МОЗГОВ. Приглядевшись внимательнее, он увидел, что на самом деле там написано:
ХЕРРИНГБОН ЮДЖИН
ПРОСВЕЩЕННОЕ БУДУЩЕЕ
У МЕНЯ ПОРАЖЕНИЕ
В ОБЛАСТИ ВЕРНИКЕ МОЗГА
Я СПОСОБЕН ТОЛЬКО НА ТАРАБАРЩИНУ
Хоуи попытался отдать визитку, но Херрингбон знаком показал: мол, лучше оставить ее у себя.
— Ух ты, — вырвалось у Хоуи. — Вот это действительно круто. Сочувствую, Юджин. — Но почему-то ему показалось, что имя Юджин парню не совсем подходит, поэтому, подумав о дальнейшей совместной работе, он спросил: — Можно мне звать тебя Рыжий?
Херрингбон утвердительно кивнул.
— Ладно, Рыжий, слушай. Большой босс сказал, нам нужно вместе доставить письмо. И двигать надо поскорее, ведь адрес на окраине, а опаздывать никак нельзя. Поэтому пошли.
Встав, Херрингбон оказался астенического вида индивидуумом, и не сочетающиеся друг с другом предметы одежды висели на нем, как на пугале.
Заталкивая конверт в один из множества карманов, Хоуи сказал:
— Слушай, Рыжий, поскольку по-человечьи говорить мы не можем, надеюсь, ты не будешь в обиде, если я послушаю музыку?
Херрингбон отрицательно мотнул головой.
Казалось, ему было чем занять свои мысли.
2
«Рок-н-ролл — эсперанто электронного сообщества Земли».
Самуэль Фридман
Когда поезд въехал на станцию, в ушах у Хоуи «Хутерс» завывали «Эх вы, зомби».
Херрингбону пришлось положить жилистую руку ему на плечо, чтобы вырвать его из музыки. От своей кататонии Хоуи очнулся с большой неохотой. Было в поп-музыке что-то завораживающее, способное затянуть Хоуи в свою бездонную пучину. Когда на нем были наушники, ему казалось, он соприкасается с каким-то иным бытием, будто настраивается на неподдающиеся расшифровке, но крайне важные послания, бегущие по общей нейронной системе всего человечества.
Вернувшись в обычный мир, он никогда не мог сказать, каков смысл того, что он слушал. И тем не менее знал, что под поверхностью музыки ждет скрытая информация.
Сняв наушники, Хоуи встал и покачнулся. За испачканными граффити окнами, сливаясь в единое пятно, проносились колонны платформы, точно поезд стоял на месте, а весь мир вокруг ускорялся.
Рыжий тоже распрямил долговязое тело. Хоуи попытался перекричать грохот:
— Спасибо, чувак, я, наверное, проехал бы. Замолвлю за тебя словечко старику Войновски.
Скрежет тормозов поглотил ответ Херрингбона — возможно, и к лучшему, поскольку единственное, что Хоуи сумел разобрать, прозвучало как «зеленая грудь зовет утиную картофелину».
Оглядывая вагон в те несколько секунд, которые оставались до открытия дверей, Хоуи заметил кое-что.
Все в поезде накачивались информацией.
Одни читали газеты: «Таймс», «Ньюс», «Пост», «Дерьмо», «Вкратце», «Круть». Другие погрузились в книги с твердым переплетом или с мягким, а то и вовсе в комиксы. Третьи рассматривали рекламные объявления над головой: СЪЕШЬ, ВЫПЕЙ, ПОПРОБУЙ, КУПИ, ПРОДАЙ, УЗНАЙ, УВИДЬ, ПОЙДИ, ПОЕДЬ, ПОСЛУШАЙ, ПОНЮХАЙ, ПОЧУВСТВУЙ. Бизнесмены изучали содержимое своих дипломатов. Короче, не было ни одного, кто тем или иным способом не обрабатывал данные.
Внезапно Хоуи это показалось очень странным.
Двери, дребезжа, раздвинулись, и вслед за Херрингбоном Хоуи вышел на платформу.
В толчее Хоуи пропустил название станции, но если это и впрямь была нужная, то он приблизительно знал, где им полагается быть — согласно адресу на конверте. И когда они поднялись на улицу, все до последнего запахи и звуки подтвердили его догадку.
Они очутились посреди Гарлема, где в номерах домов на перекрестках красовались трехзначные числа, где сам воздух пропитался музыкой и нищетой, а бары были такими крутыми, что даже не имели названий.
Быстро сориентировавшись, Хоуи сказал:
— О'кей, Рыжий, думаю, нам нужно пройти три квартала на восток. Шевели ногами. Времени без четверти одиннадцать.
Они тронулись в путь.
На первом перекрестке путь им преградил поток машин, поэтому пришлось переждать, когда переменится свет. Когда же наконец загорелся зеленый, Хоуи заметил электронное табло ИДИТЕ. Оно барахлило, и на нем значилось:
НЕ ИДИТЕ ИДИТЕ
Табло на втором перекрестке тоже было сломано и гласило:
