Стратополох малость опомнился.
— Стоп! — скомандовал он то ли себе, то ли хозяину кабинета. — Ты сказал «выдвигаем». Кто выдвигает?
— Мы.
— Почему вы?
— Но ты же у нас теперь сотрудничаешь…
Узкое чуть запрокинутое лицо литератора внезапно стало надменным, цинично усмехнулось. С ядовитой улыбкой на устах Стратополох обогнул стол, пролез за клавиатуру и начал:
«Сборник стихов „Умножение скорби“, принадлежащий перу неизлечимого патриопата Артёма Стратополоха и созданный не иначе как во время весеннего обострения…»
И так далее, и тому подобное — всё в том же духе.
— Готово, — с язвительной кротостью известил он минут через десять, уступая место перед экраном.
Завлитдиагноз вникал в написанное долго и одышливо.
«Нет… — заворожённо следя за ним, думал Артём. — Тогда уж проще предположить, что это не у меня, а у него крыша поехала. Звонок сверху — не более чем вербальная галлюцинация, а прочее — её последствия. И тоже в общем-то всё совпадает. При бреде воздействия больные, помнится, утверждают, будто исполняли чужую волю…»
— Эх… — сказал наконец завлитдиагноз. Поправил в двух местах запятые и дал команду распечатать.
Из принтера полез листок с текстом.
— Погоди, — обомлел Артём. — Ты что делаешь?
— Вывожу, — последовал горестный ответ.
На глазах остолбеневшего Стратополоха завлитдиагноз присоединил листок к официальным бумагам и, сложив всё в красивую кожаную папку, двинулся к двери.
— Стой! — хрипло выдохнул в спину ему Артём. — Дай перепишу…
Только не надо, не надо изрыгать страшных слов об измене идеалам, принципам и тому подобному! Вы знаете вообще, что такое государственная премия имени доктора Безуглова? Нет? Ну вот и молчите тогда!
И вообще: предлагали вам когда-нибудь настоящую, должным образом приготовленную чечевичную похлёбку? Вот вы её попробуйте сначала, а потом уже кичитесь своим первородством…
Тем не менее, оставшись в одиночестве, Артём Стратополох ощутил до конца, насколько он подвержен так называемой сенситивности. Повышенная чувствительность, ранимость, неуверенность в себе, преувеличенная совестливость, склонность к сомнениям, застревание на своих переживаниях — всё это до последнего пунктика он пережил в полной мере, болтаясь по обширному пустому кабинету завлитдиагноза.
Потом внимание его приковал лежащий на краю стола листок бумаги с пометкой красным карандашом в верхнем левом углу: «В номер!!! Срочно!!!»
«Во вчерашнем номере нашей газеты, — прочёл он, — в рубрике „Литературный диагноз“ по халатности корректора была допущена грубая ошибка. Вместо „Артём Стратополох, „Умножение скорби“, сборник стихов“ следует читать: „Лаврентий Неудобняк, „Ни в чем замечен не был“, повести и рассказы“. Редакция приносит читателям свои извинения…»
Дверь открылась, в кабинет вошёл завлитдиагноз. Без папки.
— Ну, всё… — известил он с облегчением. — Остальное — полюбень. Закрутилась машина…
— Кто такой Лаврентий Неудобняк? — отрывисто спросил Артём.
— Оно тебе интересно? — со скукой осведомился хозяин кабинета, располагаясь в кресле и запоздало переворачивая листок текстом вниз.
— А как ты думаешь? — холодно молвил претендент на государственную премию имени доктора Безуглова в области литературы. — Хочется же знать, кого вы теперь подставляете вместо меня…
Завлитдиагноз с недоумением посмотрел на Стратополоха.
— Ну ты же сам тогда всё правильно сказал, — напомнил он. — Начнёшь тебя отмазывать — ещё хуже замажешь. Проще перевести стрелки…
— На Лаврентия?
— Да нет в природе никакого Лаврентия! И книжки никакой нет. Ни повестей, ни рассказов. Аж неловко за тебя, прости… В газете, что ли, никогда не сотрудничал?
Артём вник в услышанное не сразу. А когда вник, усмехнулся, покрутил головой.
— То есть перевёл стрелки в никуда? — недоверчиво подивился он. — Лихо… И на вранье, главное, никто не поймает…
— А в чём враньё-то? — не понял завлитдиагноз.
Стратополох запнулся, свёл брови. А действительно, в чём? Написано «следует читать» — значит следует.
ГЛАВА 13
НЕЧАЯННАЯ ВСТРЕЧА
И отец игумен, как есть, безумен.
Иосиф Бродский
— Я люблю тебя, жизнь… — запел, раскатился прекрасный густой баритон. — Что само по себе и не ново…
Идущий навстречу подросток с дерзким вызовом взглянул на Стратополоха (что, дяденька, круто?) и достал сотовый телефон, продолжавший всё задушевнее:
— Я люблю тебя, жизнь… Я люблю тебя снова и снова…
— Ну?.. — нажав кнопку и отключив сигнал, надменно произнёс подросток. Выслушал чей-то сбивчивый монолог и восторженно вздёрнул брови. — Лю-битская сила! Правда, что ль?..
Стратополох прошёл мимо, размышляя на ходу о том, что теперь станется со всеми Любовями, Любами, Любочками и Любашами. Либо кинутся менять имена, либо привыкнут к новому их смыслу. Смирились же когда-то бесчисленные Домны со своими новоявленными тёзками — шахтными печами для выплавки чугуна из железной руды!
Тут Артём вспомнил, что нужно ещё обязательно купить розу, большую, как кочан, и свернул к бульвару Вигеля, где располагалось по крайней мере два цветочных павильона.
Он не прошёл и десяти шагов, когда рядом затормозила «неотложка» и опустила тонированное стекло передней дверцы.
Стратополох взглянул — и обмер.
— Садись — подвезу… — ворчливо приказал доктор Безуглов, ткнув большим пальцем через плечо. — Я так понимаю, терять тебе уже нечего…
Собственно, «неотложек» было две. Вторая тормознула, чуть приотстав, и тоже опустила стекло. Из окошка озабоченно выглянул некто с жаждущим измождённым лицом садиста, украшенным бородкой в виде «бразильской ленточки».
Артём заставил себя сделать шаг и открыть заднюю дверцу. Неловко пролез на заднее сиденье, машина тронулась.
Интерьер салона потрясал. Натуральная кожа, натуральное дерево… Мечта натурала.
А с виду «неотложка» как «неотложка».
— М-м?.. — полуобернувшись, спросил доктор и протянул Стратополоху, словно горсть семечек, пяток полупрозрачных капсул янтарного цвета. Видимо, коньяк. А может, ликёр.
— М-м!.. — испуганно мотнув головой, ответил Артём.
— Как знаешь… — Безуглов извлёк из бара бутылочку тоника и, бросив капсулы в рот, гулко запил.
— Доктор! — умоляюще взвыли в невидимом динамике. — Ну до-октор!.. Неужели так трудно подождать?..
— Уволю… — лениво пообещал тот, завинчивая крышечку.
