Потом он почувствовал, что рука Глебушки, поддерживавшая под локоток, дрогнула, разжалась. Повернулся, увидел ошеломлённое лицо питомца и его исполненные священного ужаса глаза. Тогда он перевёл взгляд на товарища Артёма. Товарищ Артём мечтательно улыбался.
— Ауа… — еле слышно произнёс он. — Ауы…
Повернулся, запинающимся шагом двинулся в сторону болотца и скрылся за одним из монолитов, откуда вскоре ничего не прозвучало, поскольку пистолет у товарища Артёма был с глушителем.
* * *
Помертвелые губы Глеба Портнягина шевельнулись.
— Ефрем… — потрясённо выговорил он. — Ради чего…
Дальнейшие его слова Ефрему Нехорошеву услышать не удалось. Запинающийся уход товарища Артёма был правильно воспринят публикой как полное поражение православных коммунистов — и толпа грянула во всю дурь. Разумеется, в иное время старый колдун с лёгкостью сумел бы разобрать окончание Глебушкиной фразы по движению губ, но только не сейчас. Слишком уж велика была мировая скорбь.
Всё, что он в тот момент смог, это взять прозревшего Глебушку за руку и вывести его с заклятой земли.
К ним кинулись, отстранили друг от друга, колдуна оставили стоять где стоял, а кандидата повлекли к трибуне, смётанной на скорую руку сегодня утром. Тот пытался освободиться, но холуев было слишком много. Весь штаб.
Оказавшись перед микрофоном, опомнившийся от всего сразу Портнягин с содроганием оглядел море голов.
— От нас даже галактики разбегаются… — дождавшись тишины, хрипло выдохнул он.
Скопище с готовностью рявкнуло, ударило в ладоши. Какой там, к лешему, цвет культуры, сбредающийся по человечку в «Авторской глухоте», — здесь сошлось всё Баклужино, все классы, все сословия. Заорут — так заорут.
— Всё, что мы делаем, бессмысленно…
Восторженный рёв повторился.
— Мы обречены…
Восторженный рёв.
Наконец после четвёртой или пятой фразы Портнягин не выдержал и, безнадёжно махнув рукой, сошёл на грешную землю, где тут же был подхвачен и упрятан в джип. Толпа ликовала.
— Во как надо! — приплясывая, вопил неподалёку от Ефрема Нехорошева некий баклужинский обыватель средних лет. — Ещё хлеще, чем тогда в кафешке! Это, я понимаю, Президент! Всю правду-матку в двух словах! По-нашески! А чего рассусоливать?..
Огромный серо-серебристый джип двинулся в сторону города, и толпа подалась за ним. У подножия мегалитического столба остались цепенеть Платон Кудесов, кувшиннорылый товарищ Викентий и сам Ефрем.
— А ведь лопухнулись мы с вами, голуби, — удручённо молвил старый колдун.
— Думаешь? — тревожно спросил Платон.
— Да, иногда, — машинально съязвил тот, глядя на бурлящий людской отлив, из которого всплывала временами серебристая крыша джипа. — А хорошо бы почаще…
— Не понимаю, — несколько раздражённо сказал Викентий. — Так он разочаровался в политике или нет?
— Разочаровался, — буркнул чародей. — А толку? Вот если бы народ в нём разочаровался — другое дело! Но весь народ-то на капище не загонишь…
— Ты хочешь сказать… — с запинкой заговорил Платон, — что он даже не подаст в отставку?..
— Какая разница? Подаст, не подаст… Кто у него эту отставку примет?
— Но ничего же не скроешь! Он же молчать не будет!
— Так он и сейчас не молчал…
Платон Кудесов ошалело потряс львиной своей гривой.
— Нет, позволь… Как вообще можно президентствовать, если у тебя аура промыта в корень? Колтуны разошлись, узелки распустились…
— Завьют, заплетут, припудрят… — ворчливо утешил колдун. — Вон их сколько, парикмахеров! Целое Баклужино… Да уж, попал — так попал…
Крякнул, насупился, потом запустил руку в глубокий карман шубейки и достал на свет божий всё ту же многострадальную поллитровку.
— Вы, голуби, как хотите, а я, пожалуй, хлебну…
Волгоград, декабрь 2006 — октябрь 2009
Мгновение ока
(Неокиберпанк)
Данная история могла произойти лишь на заре компьютерной эры. Точнее сказать, не могла не произойти.
Старший оперуполномоченный Мыльный отличался крайней любознательностью, однако тщательно скрывал от сослуживцев это своё весьма полезное для работы качество. Причина была проста: в босоногом детстве будущего опера дразнили Варварой — в честь незабвенной гражданки, якобы, лишившейся на базаре носа, а ребяческие впечатления, как известно, наиболее глубоки и болезненны.
Неистребимый интерес ко всему новому Мыльный скрывал довольно хитро: скорее выпячивал, чем скрывал, мудро придавая своему любопытству черты скепсиса.
— Во даёт! — цинически всхохотнул он, когда новая, только что установленная программа «Пинкертон» вывела на экран первый десяток подозреваемых. Против каждой фамилии была обозначена в процентах вероятность совершения данным гражданином данного проступка. — Так и поделим, — глумливо сообщил опер неизвестно кому. — Этому — двадцать четыре процента срока, этому — одиннадцать…
А главная прелесть заключалась в том, что преступления-то никакого не было вообще — старший оперуполномоченный его сам придумал. Никто никого не убивал и не грабил вчера в Центральном парке в ноль часов пятнадцать минут местного времени. Тем не менее в списке подозреваемых значились вполне реальные люди. Кое-кого Мыльный, помнится, даже допрашивал когда-то — по другому, естественно, делу.
Круглая тугая физиономия стала вдруг хитрой-хитрой. Тыча в клавиши тупыми толстыми пальцами, любознательный опер набрал собственную фамилию — и скомандовал ввод.
Секунды через четыре компьютер сообщил, что вероятность участия гражданина Мыльного А. М. во вчерашнем (им же самим вымышленном) злодеянии равняется примерно одному проценту.
Угодивший в подозреваемые хмыкнул и, с треском почесав коротко стриженный затылок, проверил за компанию нелюбимого им полковника Непадло. К великому разочарованию старшего оперуполномоченного, против означенной фамилии выскочили жалкие 0,2 процента.
Хотя — понятно. Убийство и грабёж ещё ведь не каждому по губе. Это тебе не генералу задницу лизать…
Тут Мыльного осенило. С сатанинским выражением лица он вновь склонился над клавиатурой. Фамилию начальника, место, время и дату оставил неизменными, а вот деяние сменил. Теперь формулировка была такова: получение взятки от криминальных структур в особо крупных размерах… Нет! В особо крупных — много чести! Сотрём. Просто: получение взятки от криминальных структур…
Ответ последовал почти незамедлительно. Цифра на экране возникла столь внушительная, что Мыльный даже присвистнул. Затем насторожился и вышел из программы, не сохраняя данных. А ещё через пару секунд дверь открылась — и в кабинет ступил полковник Непадло собственной персоной.
