Замысел Валентина предстал перед Толиком во всей его преступной наготе. Нагнать страху. На всех. И в первую очередь — на Тупапау. Да в самом деле: кто же это в здравом уме согласится второй раз лезть под молнию!.. Понятно… Он думает, Наталья испугается и притихнет… Ой, притихнет ли?
Тут Толик заметил, что Валентин умолк и как‑то странно на него смотрит.
— Ну? Что там еще у тебя?
— Толик, — сказал Валентин, — можно, я останусь здесь?
— Где здесь?
— Ты не сомневайся, — преувеличенно бодро заверил Валентин. — Вы прибудете куда надо. В целости и сохранности.
Таура Ракау Ха'а Мана‑а остолбенел вторично.
— Стоп! — рявкнул он. — Ты хочешь нас отправить, а сам остаться?
— Но если мне здесь нравится! — неумело попытался скапризничать Валентин. — Климат хороший, море… и вообще… Люди приветливые…
Может, он в самом деле, — того?.. А как проверишь? Все сведения Толика по психиатрии, как правило, начинались словами: «Приходит комиссия в сумасшедший дом…»
— Валька! Слушай сюда. Раз уж вы меня выбрали, то я за вас, за обормотов, отвечаю. Или мы все возвращаемся, или мы все остаемся. Понял?
Всю фразу Толик произнес очень тихо, а последнее слово проорал так, что Валентин отшатнулся.
«А чего это я ору? — с неудовольствием подумал Толик. — Будто и впрямь поверил…»
— Валька! — почти что жалобно сказал он. — Ну объяснил бы, что ли, я не знаю…
— Конечно‑конечно, — заторопился Валентин. — Видишь ли, минус в подкоренном выражении…
— Стоп! — решительно прервал его Толик. — Будем считать, что я уже все понял. Давай говори, что куда гнуть…
19
— Нет! Ни за что! — вскрикнула Наталья. — Вы меня не заставите!
Бесспорно, медная проволока с вывихнутым на сто восемьдесят два градуса витком, установленная на заякоренном плотике, напоминала авангардистскую скульптуру из вторсырья и доверия не внушала ни малейшего. Другое дело, что над ней возились вот уже около недели, а Наталья вела себя так, словно видит ее впервые.
— Вы меня не заставите! — выкрикнула эта удивительная женщина в лицо растерявшемуся Леве, как будто тот силком собирался тащить ее в каноэ.
Мглистая туча уже наваливалась на остров. Гроза не торопилась, у нее все было впереди. Как‑то профессионально, одним порывом, она растрепала пальмы и сделала паузу.
— Фанатик! Самоубийца! — летело с берега в адрес Валентина. — Ради своих формул ты готов жертвовать даже мной!
Возможно, этот скандал под занавес был продуман заранее, хотя не исключено, что вдохновение снизошло на Наталью в последний миг. Но так или иначе, а с этим пора было кончать. Толик встал, покачнув дюральку.
— Дура! — гаркнул он изо всех сил.
Наталья удивилась и замолчала. С одной стороны, ослышаться она не могла. С другой стороны, еще ни один мужчина на такое не осмеливался. Оставалось предположить, что вождь приказал ей что‑то по‑полинезийски. А что? «Рура», «таро», «дура»… Очень даже похоже.
— Никто тебя не заставляет, — сказал Толик. — Не хочешь — не надо. Лева, отчаливай.
Чувствуя себя крайне неловко, Лева оттолкнулся веслом от берега, и узкий «Гонорар» заскользил по сумрачной предгрозовой воде, неохотно теряя скорость, пока не клюнул носом в борт яхты.
В полном молчании все смотрели на оставшуюся на берегу Наталью.
— Это подло! — хрипло выговорила она, и губы ее дрогнули.
Толик хладнокровно пожал плечами.
— Валентин! — взвыла Наталья. — Неужели ты допустишь?..
— Сидеть! — тихо и грозно сказал Толик дернувшемуся Валентину.
А пустой «Гонорар» уже скользил в обратном направлении. Его оттолкнул Лева — просто так, без всякой задней мысли, но Наталья почему‑то восприняла этот поступок как пощечину.
— Мне не нужны ваши подачки! — И порожнее каноэ снова устремилось к яхте. Лева поймал его за нос и вопросительно поглядел на Толика.
— А не нужны — так не нужны, — все так же невозмутимо проговорил вождь. — Счастливо оставаться.
Но тут потемнело, заворчало, пальмы на склонах зашевелились, как бы приседая, и Наталья поняла, что шутки кончились.
— Это подло! — беспомощно повторила она.
— Лева… — сжалился Толик, и Лева опять послал каноэ к берегу.
На этот раз Наталья не ломалась. Неумело орудуя веслом, она подгребла к латаному борту «Пенелопа» — и в этот миг вода в бухте шумно вскипела от первого удара тропического ливня.
Толик мельком глянул на Валентина и поразился, прочтя в его глазах огромное облегчение.
«Все‑таки, наверное, Валька очень хороший человек, — подумал Толик. — Я бы на его месте расстроился».
20
На втором часу ожидания Федор Сидоров прокричал с борта «Пенелопа», что если хоть еще одна капля упадет на его полотна, он немедля высаживается на берег. Но в этот момент брезентовый тент захлопал так громко, что Федора на дюральке не поняли.
— Сиди уж, — буркнул Лева. — Вплавь, что ли, будешь высаживаться?
Гроза бесчинствовала и мародерствовала. В роще трещали, отламываясь, пальмовые ветви. Объякоренный по корме и по носу «Пенелоп» то и дело норовил лечь бортом на истоптанную ветром воду. Вдобавок он был перегружен и протекал немилосердно.
Страха или какого‑нибудь там особенного замирания давно уже ни в ком не было. Была досада. На Валентина, на Толика, на самих себя. «Господи! — отчетливо читалось на лицах. — Сколько еще будет продолжаться гроза? Когда же, наконец этот идиотизм кончится?»
Не защищенный от ливня «Гонорар» наполнился водой и, притонув, плавал поблизости. Толик хмуро наблюдал за ним из дюральки.
— Зря мы его так бросили, — заметил он наконец. — И берег за собой не убрали. Черт его знает, что теперь Таароа о нас подумает, — пришли, намусорили…
Пожалуй, если не считать Валентина, вождь был единственным, кто еще делал вид, что верит в успех предприятия.
— Ну, каноэ‑то мы так или иначе прихватим, — сказал Валентин. — Оно в радиусе действия установки.
Толик мысленно очертил полукруг, взяв плотик с проволокой за центр, а «Гонорар» — за дальнюю точку радиуса, и получилось, что они прихватят не только каноэ, но и часть берега.
В роще что‑то оглушительно выстрелило. Гроза, окончательно распоясавшись, выломила целую пальму.
— Вот‑вот! — прокричал Толик, приподнимаясь. — Не хватало нам еще, чтобы громоотвод разнесло!
Последовал хлесткий и точный удар мокрого ветра, и вождь, потеряв равновесие, сел. На «Пенелопе» взвизгнули.
