— Ты не должна позволить этому управлять тобой, —
сказал он. — Отсюда и берутся страшные истории о вампирах — многим из нас
это не удается, и тем самым они вдохновляют все эти дрянные малобюджетные
фильмы и людские кошмары. Вот что происходит с нами, когда мы перестаем
сдерживаться. Если мы позволим нашим силам взять над нами верх, то сами станем
чудовищами, на которых должны были охотиться.
Он положил подбородок мне на макушку, и я ощутила, как он
вдыхает запах сохнущей на моих волосах янтарной крови.
— Достаточно того, что ты использовала его силу. Но не
дай ему заразить тебя. Ты должна научиться оставлять себе энергию, отбрасывая
зло. Его душа вернулась вниз, в место куда хуже, чем ты можешь вообразить, и
этого наказания ему достаточно.
Я взглянула на него снизу вверх и внезапно поняла.
— Ты назвался моим защитником, но ты здесь не для того,
чтобы защищать меня от них. Ты здесь для того, чтобы защитить меня от меня
самой.
— Да, это так. Тебе уже лучше? Пришла в себя?
Его голос был таким глубоким и невероятно ласковым, а глаза
— такими теплыми, что я просто потерялась в них. А затем я увидела дымку,
окружающую его. Она оказалась сияющей, ярко-янтарной — того же цвета, что и моя
кровь. Она напомнила мне о ясной ранней заре и новых начинаниях. Золотые нити
окутали меня, окутали нас обоих, и я не смогла устоять. Я привстала на цыпочки
и нежно поцеловала его в губы.
Его синие глаза широко распахнулись от удивления. Затем он
наклонился и поцеловал меня в ответ, и я утонула в нем, отыскав свой якорь,
свое средоточие, своего защитника.
— Дженна, что происходит?
При звуках слабого маминого голоса мы с Алеком отпрянули
друг от друга, и я бросилась туда, где она лежала, — сразу за порогом этой
ужасной комнаты. Мой спутник метнулся следом за мной, заслонив от ее взгляда
то, что некогда было Полом.
— Все хорошо, мам. Все будет просто отлично, —
пообещала я, наклоняясь, чтобы обнять ее. И вздохнула от облегчения, когда
увидела окружающую ее ванильную дымку — снова ясную и здоровую, не запятнанную
дыханием смерти.
Все это время Алек оставался рядом, сжимая мою руку и
поддерживая меня, не позволяя сдаться под напором всех этих нитей —
настойчивости, боли и страха, что нахлынули с появлением полицейских,
фельдшеров «скорой помощи» и соседей, замельтешивших во дворе, словно
всполошившиеся овцы. Он помог мне найти мою мать в этом хаосе, который не
замечал никто другой, но для меня все выглядело словно смесь дыма и тумана,
густая, клубящаяся и неодолимая. Мама совершенно пришла в себя, но на голове у
нее красовалась скверная шишка. Меня еще некоторое время слегка мутило от
тревоги, пока я не услышала, как она говорит медику, что, если ей дадут немного
ксанакса и стакан вина, она будет в полном порядке и сможет пойти домой.
— Мисс, если хотите, вы можете поехать вместе с вашей
матерью, — окликнул меня фельдшер. Он все еще посмеивался после того, как
она потребовала таблеток и алкоголя.
— Да, я сейчас, — ответила я и повернулась к
Алеку.
Я заглянула в синеву его глаз и увидела там будущее
настолько отличное от всего, о чем я могла бы мечтать, что внезапно смутилась.
— Мне надо поехать с ней, поскольку, ты же знаешь, ей
плохо. — Я нервно засмеялась. — Ну разумеется, ты знаешь, ты же…
Он притянул меня к себе и поцеловал прямо в лепечущие губы.
Листья закружились у меня под ногами, и ветер взметнул мои спутанные волосы.
— Знаю. — Его дыхание щекотало мой нос. — Я
поеду следом. Тебе еще многому нужно научиться.
Я запрыгнула в машину «скорой помощи» и оттуда провожала
взглядом его классную задницу, пока он шел к своей машине. Добравшись до этой
ярко-зеленой колымаги, он оглянулся, и его глаза мягко засияли.
— Эй, — позвал он. — Думаю, ты была права
тогда, раньше. Думаю, мы действительно друг другу подходим.
Двери «скорой» закрылись. Я все еще ухмылялась, словно
дурочка, а мама уже принялась донимать меня вопросами из разряда «а кто такой
этот высокий мальчик?». Пытаясь изобрести правдоподобные и не сулящие мне
неприятностей ответы, я смотрела сквозь маленькое окошко в двери и видела, как
ласковые янтарные нити цепляются за машину скорой помощи, направляя… защищая…
сопровождая меня к совершенно новой жизни.
Рейчел Кейн. «Смерть мертвого человека»
(рассказ из цикла «Вампиры из Морганвилля»)
Жить в Западном Техасе — все равно что в аду, только климат
не такой теплый и соседи не столь симпатичные. Жить в Морганвилле, штат
Техас, — все то же самое и еще целый мешок кое-чего похуже. Я-то знаю.
Меня зовут Шейн Коллинз, я родился здесь, уехал и снова вернулся — все это,
правда, не по собственной воле.
Итак, для вас, счастливчиков, никогда здесь не бывавших,
небольшая прогулка по Морганвиллю. Это родной дом для двух тысяч жителей,
которые дышат, и черт знает какого количества обитателей, которые в дыхании не
нуждаются. То есть вампиров. Жить с ними невозможно, но и без них не получится,
поскольку Морганвилль находится целиком в их руках. Не считая этого, город
представляет собой скопление заурядных, скучных зданий-коробок постройки
шестидесятых — семидесятых годов, словно застывших во времени.
Университет в центре, обнесенный стенами, существует как
самостоятельный маленький город.
Ах да, еще здесь есть укромный, надежно охраняемый
вампирский квартал. Я был там — в цепях. Очень приятное местечко — если вы
любитель жутких публичных казней.
Когда-то я хотел сжечь этот город дотла, но потом случилось
это… как его называют… прозрение? На меня прозрение снизошло вот так: однажды
утром я проснулся и осознал, что, если Морганвилль и все живущие в нем
исчезнут, у меня не останется вообще ничего. Все, кто мне небезразличен, кого я
люблю и кого ненавижу, находятся здесь.
Прозрения — штука мучительная.
В тот день со мной случилось и еще кое-что. Сидя в
закусочной Марджо, я вдруг увидел, как мимо окна снаружи движется мертвец.
Увидеть мертвеца в Морганвилле — дело обычное; черт, один из моих лучших друзей
— мертвец, но по-прежнему ворчит по поводу моих кулинарных достижений. Однако
существуют мертвые-вампиры, каким и является Майкл, и прочие мертвые, к которым
относился Джером Филдер.
Так или иначе, но Джером прошел за окном закусочной.
— Твой заказ! — рявкнула Марджо и метнула мне
тарелку, словно мяч на третью базу.
[1]
Я не дал тарелке врезаться в стену, выставив руку как
заслон. Верхняя часть булочки моего гамбургера шлепнулась на стол — в виде
исключения, горчицей вверх.
