— Может, вы оставите эту ерунду с «господином» —
сколько, по-вашему, мне лет?
— Может быть, и тысяча. Но никаких шуток. Это все
всерьез. Если хотите, я могу помочь вам встать на дорогу к спасению, просто
задав девять прямых вопросов. Все, что вам понадобится, это отвечать, причем
честно.
Наконец наши глаза встретились.
Я думала… что бы я там ни думала, все мои мысли ухнули в
огромную золотую пустоту. Но голос, к моему облегчению, прорезался снова, и не
сиплый и писклявый, а сухой, как пережаренный тост. Это был мой самый деловой
тон, и именно им я и задала эти девять вопросов.
— Первый вопрос: вы отражаетесь в зеркалах или других
отражающих поверхностях?
— Я больше в них не смотрю, но, очевидно, нет. Я
нежить. Моей души — или чего там еще — больше нет. Так что никаких отражений.
Той ночью, когда я это понял, я выбросил все зеркала. И научился бриться на
ощупь. У меня неплохо получается: вероятно, эта ловкость — тоже часть моих
новых способностей. Такая же, как умение словно исчезать даже на пустом
тротуаре… Что-то в этом роде.
— Ладно. Второй вопрос. Выходите ли вы на улицу днем?
— Вы смеетесь надо мной. О чем вы вообще думаете? Я
что, похож на обгорелый остов? Да, однажды я допустил ошибку. Прошлой зимой. Я
оставался на ярком дневном свету ровно полчаса. Весь покрылся волдырями, даже
под одеждой. Мне пришлось прятаться три ночи. Моя кожа местами просто облезла
клочьями. Нет. Я не выхожу на улицу при свете солнца. Закат — вот заря для
таких, как я.
— Вопрос третий: сколько вам лет?
— Этой осенью исполнится двадцать два. По сути, на
будущей неделе. Полагаю, я буду жить вечно, но началось это у меня примерно
шестнадцать месяцев назад.
— Вопрос четвертый…
— Погодите минутку…
— Вопрос четвертый…
Я подождала, но он не стал перебивать меня снова. Только
смотрел этими скорбными темными глазами.
— Вы добываете и пьете человеческую кровь? Насыщаетесь
ею?
— Да. Вы уже знаете, поскольку именно этому только что
помешали — добыть и выпить кровь, чтобы насытиться ею.
— Вопрос пятый…
Он вздохнул — ничего более.
— Вы едите или пьете что-либо кроме этого?
— Нет. О, вода годится — или бокал вина. Даже пиво или
лимонад. Похоже, жидкости вполне усваиваются. Больше ни на что я не
отваживаюсь.
— Так что ваша последняя настоящая трапеза происходила…
— Шестнадцать месяцев назад. И меня сразу же вырвало.
— Значит, кровь — ваше единственное пропитание. Что
подводит нас к шестому вопросу: как часто вы это делаете?
— Раз в неделю — это в среднем. Я могу продержаться без
крови месяц, если придется, но когда я воздерживаюсь — я только о ней и
способен думать.
— Похоже на развлечения с так называемыми
рекреационными наркотиками?
— Понятия не имею, — холодно отрезал он. —
Никогда их не пробовал.
— Прекрасно. Вопрос седьмой: вы меняете облик? Я имею в
виду, способны ли вы казаться чем-то иным, скажем, животным или даже
неодушевленным предметом?
— Да, — ответил он почти смущенно, как если бы
хвастался, сам того не желая. — Главным образом я принимаю облик волка. Но
однажды я… я вроде как превратился в телефонную будку.
Я расхохоталась — ничего не могла поделать.
— А кто-нибудь пытался… зайти внутрь и позвонить?
Он усмехнулся. О, усмешка у него тоже оказалась красивой.
— Да. Но ему не удалось открыть дверь.
— Вопрос восьмой: доводилось вам когда-нибудь убивать,
Ангел? — Я вернула нас в суровую реальность.
— Боже мой, нет. Нет. Я не… я осторожен. Достаточно
плохо уже быть… тем, чем я являюсь. Я не хочу становиться еще и убийцей.
Точно не знаю, когда именно я встала со скамейки, но теперь
мы уже оба стояли.
— Тогда вопрос девятый, — сообщила я. — И
последний. Как вы узнали, что стали вампиром?
— Как я?.. Послушайте, я и прежде подозревал, что мы,
то есть вся моя семья, предрасположены к этому генетически. Я думаю, что дело
именно в генах. Как в некоторых семьях по наследству передаются рыжие волосы
или какая-нибудь особенная аллергия… Я знаю, как это обычно бывает в книгах и
фильмах. Кто-нибудь делает это с тобой, пьет твою кровь и превращает тебя в
вампира, в себе подобного. Ничего такого не было. Я говорил, моя тетя… я
догадался, что она… она была вампиром. Просто со стороны казалось, что она сумасшедшая.
И любая ее странность списывалась на это: боязнь солнечного света, отказ от
еды, все такое. К тому времени, как я все это связал, она уже была два года как
мертва. И она оставила мне наследство, как будто знала, что я окажусь таким же.
И вот я все это сопоставил, но поначалу не поверил. Я говорил, я хочу — то есть
хотел стать писателем. Поэтому я начал писать об этом, о моей жизни, какой она
была бы, окажись я вампиром. Я пытался в этом разобраться.
Затем на какой-то вечеринке в Манхэттене я встретил девушку.
В одном журнале она прочла мой довольно мрачный рассказ и захотела разыграть
его со мной по ролям. Я испугался, но когда я испуган — мне просто приходится
сделать то, чего я боюсь, чтобы доказать самому себе, что я это могу. И мы это
сделали. Я не причинил ей вреда. Мне важно, чтобы вы это поняли. Она
наслаждалась каждой минутой, и потом мне было действительно непросто избавиться
от нее. Но для меня что-то переменилось. Когда я выпил крови, я как
будто… — он помедлил, рассматривая озеро и луну, — как будто нашел
что-то в себе самом, встретился с тем, кто я есть в действительности. И я
оказался вовсе не тем, кем всегда себя считал. Оказался кем-то не так чтобы
лучше прежнего, но более уместным в этой жизни. Я вышел из квартиры, и все это:
улица, город — казалось живым, и я чувствовал себя живым, как никогда прежде до
той поры. Вы понимаете? Я не могу этого объяснить. Я умею писать слова,
использовать их, заставлять их работать. Но в этом случае я не могу подобрать
слов. Как будто я вышел наружу — не из комнаты, а из темной пещеры. Весь мой
мир был лишь пещерой — но теперь зажегся свет, и истинный мир окружал меня
снаружи и был внутри меня. И это теперь навсегда.
Итак, я ответил на все ваши вопросы, и теперь, полагаю, ваш
замечательный отец и его люди прибудут и прикончат меня. Верно, Лел? Вот только
это имя на карточке все же ложное. Лишь это меня озадачивает. Не должно ли там
стоять Энтони Ван Хельсинг?
Я покачала головой.
— О нет, определенно не должно. Там, на карточке, наша
фамилия. И моя тоже.
Он смотрел на меня с недоумением, и в облике его сквозили
печаль и готовность встретить некую ужасную и кровавую вампирскую смерть — он
уже будто видел все эти заостренные колья, селян с пылающими факелами,
намеренных сжечь его заживо.
