Ее глаза вспыхнули от возбуждения, а улыбка сияла просто
заразительно. Но то, что мои синяки уже поблекли, не означало, что я успела о
них забыть.
— В прошлый раз какой-то урод впечатал меня в
скользящую стеклянную дверь, пытаясь подобраться к тебе поближе. Я не готова
выдерживать очередной натиск, если ты опять увлечешься.
Она нахмурилась:
— Я же сказала, я работала над собой.
Я не ответила. Она села на кровати, скрестив руки на груди.
— Я умираю от голода, Мэллори. В крайнем случае я поеду
без тебя, но мне действительно может пригодиться подстраховка.
Именно поэтому я всегда и таскалась с ней прежде — чтобы
помешать Энди завести новых друзей. Или поклонников. Моя работа заключалась в
том, чтобы встревать и затыкать ее, как только она получит достаточно пищи, но
прежде, чем превратит кого-нибудь из слушателей — также известных как
человекоэнергетики — в безнадежного наркомана или в пациента психбольницы. Этот
миг обычно наступал между последними звуками общеизвестной песни и первыми
нотами собственной мелодии Энди. Когда сирена начинает исполнять свои
сочинения, пора убираться. Или, по крайней мере, затыкать уши всем присутствующим.
Я в особенности хорошо подхожу на роль ее подстраховки,
поскольку песня сирены не способна зачаровать большинство нелюдей и пение Энди
никак на меня не действует.
Ну, то есть это не совсем так. Ее пение ошеломляет меня.
Красота ее голоса заставляет меня одновременно томиться и пылать от зависти. Но
мои мозги не закипают, а чувства не хлещут через край в приливе безумной любви
к ней, в то время как она медленно вытягивает жизненные силы жертвы. Энди не
может мной питаться или меня зачаровывать. Я единственная, кто способен помочь
ей остановиться, пока дело не зашло слишком далеко. Больше ей положиться не на
кого.
Мы превосходная пара. Настоящие сестры поневоле.
— Кроме того, ты и сама хочешь развеяться.
Она снова усмехнулась, и я пожалела, что не могу противостоять
ее улыбке так же, как голосу.
— Иначе нам светит бадья попкорна на домашнем фестивале
ужастиков и пицца за полночь, если вдруг захочется авантюр.
Что ж, в этом заключалась доля правды. Лето уже наполовину
прошло, а мы так и не нашли более увлекательного занятия, чем работа в
забегаловках за минимальную плату. Мама вернется через несколько дней, и
блаженству долгого сна по утрам придет конец.
Энди угадала мое решение по выражению глаз и ухмыльнулась,
опережая мой ответ:
— Полагаю, мы могли бы еще разок повеселиться
напоследок.
Понятия не имею, откуда Энди узнала о вечеринке. Возможно,
от какого-нибудь парня на работе. Или на улице. Или из некой встроенной системы
отслеживания вечеринок, шепчущей в ее собственной голове. Так или иначе, но
где-нибудь всегда что-нибудь происходит, а Энди непременно знает, как туда
попасть, даже если для этого необходимо проехать пол-Техаса.
Это первое правило выживания: никогда не ешь там, где
живешь, и никогда дважды не кормись в одном и том же месте. Если людям всегда
будет становиться плохо после того, как ты им споешь, рано или поздно
кто-нибудь заметит. Особенно если не удастся списать это на похмелье, да и
пищевое отравление годится только на один раз.
— Так что, это частная вечеринка? — уточнила я,
когда Энди свернула с шоссе на узкую, хорошо мощенную дорогу в часе езды от
нашего захолустного городишки. — И каков наш план? Ты собираешься попросту
забраться на стол и запеть во весь голос?
Энди рассмеялась и чуть сильнее надавила на газ, поскольку
ее возбуждение достигло пика.
— Это вряд ли. Хотя может сработать, если не найдется
другого выхода. Предполагается, что там будет соревнование рок-групп.
Я убрала солнцезащитный щиток со стороны пассажирского
сиденья и, глядя в освещенное зеркальце, подправила помаду. Мне не дано
великолепия сирены; чтобы хорошо выглядеть, приходится постараться.
— Рок-групп? Серьезно?
Хотя она ни за что не призналась бы в этом в школе, Энди
весьма прилично управлялась с пластиковой гитарой; она как-то играла против
брата на деньги, когда у нее опустел кошелек. Ти, разумеется, не позволил бы ей
петь, так что она выбрала гитару против барабанов и переигрывала соперника
около семидесяти процентов времени, хотя они оба выступали на уровне «эксперт».
Но с микрофоном она была просто неподражаема.
— Полагаю, нам туда, налево. Готова?
Я кивнула, и она медленно затормозила в конце ряда машин,
выстроившихся вдоль улицы. Ее тени для век с блестками искрились в свете
фонарей над нашими головами.
Выйдя из машины, я услышала звук, сочащийся в ночь из дома
перед нами: тяжелый ритм баса с резкими гитарными риффами и яростным отрывистым
текстом. Часы на приборной доске показывали, что уже минуло одиннадцать, но
вечер казался едва начавшимся, и внезапно у меня голова закружилась от возможностей,
хотя я-то приехала сюда не кормиться. В любом случае маловероятно, что я найду
себе подходящую пищу на какой-то случайной вечеринке: мои умения труднее
определить, а аппетиты куда сложнее утолить, чем голод Энди. Но я разделяла ее
предвкушение. Быть с Энди — всегда удовольствие. Даже когда не поет, она
источает уверенность и дышит обаянием. Людям хочется ее радовать, и я не
исключение.
Болтая, мы прошли по тротуару к ярко освещенному дому на
углу. Я держала Энди под руку и чувствовала себя могущественной и по-своему
прекрасной. Выпью чего-нибудь, станцую пару танцев, а потом забьюсь в угол и
буду наблюдать за выступлениями, пока она кормится. А затем мы, вновь оставшись
вдвоем, по пути домой обсудим все происшедшее.
Энди пить ни к чему, она и так уже изнемогает от
предвкушения. А когда она споет и насытится, то осоловеет от человеческой
энергии, но физически останется трезвой. И зачем я вообще ей возражала? План
удачный, а мы смотримся просто замечательно. Все будет отлично. Даже лучше, чем
отлично.
Моя подруга нажала на кнопку звонка. Правая створка входной
двери распахнулась, и за ней обнаружился парень в футболке студенческого
братства — с темными волосами, широкими плечами и пластиковым стаканом пива в
руке. Окинув взглядом сперва Энди, а затем меня, он вытаращил глаза, отступил
на шаг в сторону и жестом пригласил нас войти.
— Не хочешь узнать, кто мы такие? —
полюбопытствовала Энди, когда мы прошмыгнули мимо него, и, честное слово, она
уже негромко напевала.
— Больше, чем вы можете себе вообразить.
Он захлопнул дверь, и Энди уставилась на него пристально,
словно змея перед броском.
— Я Энди, а это Мэллори.
Он прищурился и покосился на закрытую дверь.
— Сколько вам лет?
— Стукнуло восемнадцать на прошлой неделе, —
солгала Энди, а затем мотнула головой в мою сторону. — А ее день рождения
был в апреле.
