— Одну песню. Потом я уволоку тебя отсюда за волосы,
если потребуется, — отрезала она.
Энди была в ярости. Отчего — потому что кто-то другой пел,
впитывая чужое внимание? Или потому что я хотела послушать, как поет кто-то
другой?
— Отлично.
Хотя я даже не была уверена, что она сказала дальше. Я не
расслышала ее слова за….. голосом Эвана.
Я не помню, как протискивалась обратно сквозь толпу. Не
помню, как толкалась, пихалась и отдавливала ноги. Но внезапно я оказалась там,
и он сидел на стуле ударника с прекрасной акустической гитарой на колене. Она
пела для него так же, как он пел для меня. Его пальцы скользили по ладам, и он
перебирал струны без медиатора. Его голова покачивалась в такт ритму, который
он создавал из ничего.
Вокруг меня танцевали люди. Они раскачивались, и
вздрагивали, и хватались друг за друга в ритме его болезненной мелодии. Мне
тоже хотелось танцевать — мне нужно было прочувствовать эти ноты, — но я
ни за что бы не испортила его песню своей неуклюжестью.
А потом Эван поднял взгляд и увидел меня. Он улыбнулся, и
глаза его снова вспыхнули ярче, чем прежде, и внезапно у меня в душе потеплело.
Его пальцы порхнули по струнам, и тоскливая, беспокойная
мелодия углубилась, назрела, сосредоточилась и усложнилась. Его голос
выхватывал новые слова из воздуха между нами. Это были его стихи, но и мои
тоже. Я не смогла бы их спеть. Не смогла бы их даже написать, но он исторг их
из меня. И вернул их мне.
Они принадлежали нам обоим.
И я внезапно поняла.
Эван не был похож на остальных. Ни на художника, рисовавшего
наброски в центре Далласа, ни на поющую официантку в прошлом месяце. Он был
чем-то большим, чем временная одержимость. Большим, чем песня на одну ночь,
царапнувшая мою зудящую душу. Эван был…
Гений.
Слово это обладало изысканным вкусом, но я мысленно
произнесла его тишайшим, почти неоформленным шепотом, не смея поверить.
Возможно ли это? Не поэтому ли Энди настаивала на том, чтобы мы ушли? Она,
разумеется, не могла этого знать, но и не нуждалась в подтверждениях. Не
нуждалась — если это было настоящим и если оно предназначалось нам.
Если я не ошиблась, мы с Эваном можем дать друг другу все,
чего всегда жаждали. Вместе мы сможем творить магию. Мы сможем творить музыку.
Я вскормлю его талант, а он утолит жажду моей души. Он обретет славу, состояние
и признание публики, а я получу его. Если он на самом деле был гением, я смогу
владеть им. Я смогу любить его. И если я буду очень, очень осторожна, мы сможем
прожить вместе почти полный срок человеческой жизни.
Моя мать однажды смаковала гения целых тридцать шесть лет.
Я стояла, застыв будто статуя, в комнате, полной движения,
ошеломленная и потерявшаяся в звучании. Я больше не могла ни думать, ни дышать,
а могла лишь упиваться его гениальностью, словно изголодавшаяся кошка — миской
молока.
А когда он допел последние ноты, когда они, тяжелые и
одинокие, повисли в моем сердце, холодная темнота вновь накрыла меня, и я пала
духом. Я рухнула на пол грудой бездарных конечностей, неуклюжих пальцев. И
заплакала в пустоте.
— Мэллори! — яростно прошептала Энди, пытаясь
поставить меня на ноги, пока никто не заметил.
Но я не могла шевельнуться. Тишина была слишком тяжелой, и у
меня не хватало сил ей противиться. Как вернуться к жизни во тьме после того,
как вас согрел свет?
Эван отставил гитару и опустился на колени передо мной.
— Что случилось?
— Это было… прекрасно, — прошептала я,
разочарованная и униженная собственным безыскусным, совершенно недостаточным
словарным запасом.
Он сделал мне самый удивительный подарок, какой я когда-либо
получала, а я даже не могу объяснить ему, что ощущаю.
— Спасибо.
Он ухмыльнулся и поставил меня на ноги, а в комнату из
динамиков тем временем вползала новая музыка, холодная и механическая после той
крови сердца, которую он только что пролил для нас.
— Никогда прежде ее так не играл.
Он мягко увлек меня в сторону от толпы, его карие глаза
сияли внутренним светом, и я готова была последовать за ним куда угодно. Я едва
заметила, что Энди пошла за нами.
— Полагаю, ты принесла мне удачу.
— Великолепно, — чуть слышно буркнула Энди. —
Мэллори, нам нужно идти.
— Задержись на один танец, — попросил Эван, даже
не взглянув на нее.
Его глаза предназначались мне. Как и его руки, и его губы, и
его песни.
— Только на пять минут.
Я хотела. Отчаянно. Но это приведет лишь к унижению для меня
и смущению для него. Так что я собралась было покачать головой, но Энди
опередила меня, мерзко захихикав.
— Мэллори танцует еще хуже, чем поет.
Я сердито покосилась на нее, затем, извиняясь, посмотрела на
Эвана.
— Она права. Я не умею танцевать.
Даже смех Эвана звучал мелодично.
— Я не прошу вальса на уровне мировых стандартов. Всего
лишь один медленный танец.
Прежде чем хоть одна из нас успела возразить, он обернулся,
нажал кнопку на стереосистеме, и динамики смолкли. Толпа принялась было
роптать, но он нажал еще одну кнопку, и медленная, страстная песня заполнила
зал. Возмущение улеглось.
Первые ноты вели только бас-гитара и барабаны с тарелками,
задающими ритм, но уже они принесли с собой видение влажных, знойных ночей и
скудной одежды. Вечеров, когда бывает слишком душно, чтобы касаться других
людей, но этого все равно хочется. Мне стало жарко, несмотря на работающий
кондиционер, потому что Эван привлек меня к себе, и его волшебные, музыкальные
руки легли на мою талию. А когда дошло до слов, он начал мурлыкать их мне на
ухо так тихо, что никто больше не смог бы этого услышать.
Я не умела танцевать, совсем. Но я могла обнять его и
позволить ему двигаться за нас обоих согласно музыке, вести меня, играть на
мне, как он играл на своей гитаре.
Мне хотелось бы творить для него музыку, но я не могла. Я
умею дарить искусство, но не создавать. И каждая унция самоконтроля, какая у
меня оставалась, уходила на то, чтобы не дарить ему эту песню, которую он
мурлыкал. Не лепить ее и не делать его собственной. Нашей. Я подавила это
стремление и постаралась сосредоточиться на ощущении его ладоней на моей спине,
его губ, мазнувших по моему уху. Я буду наслаждаться им обычным образом, пусть
даже всего несколько минут.
Заключенная в кольце его рук, я зажмурилась, а когда наконец
открыла глаза, то увидела, что Энди следит за нами из-за его плеча — следит за
мной. Рик встал рядом с ней, держа в руках пару стаканов, но она отмахнулась от
него без единого слова и так и не отвела от меня сурового взгляда.