– Да, и еще одно… – уже подходя к мини-маркету, добил окончательно Николай генерала Лютого. – Вместе с Африканом на явочной квартире собираются «Красные херувимы»… Так что есть возможность накрыть всех разом…
Генерал подавился вновь – и Николай не смог удержаться от злорадной улыбки. «Херувимов» Лютый берег, как зеницу ока, поскольку с каждого заказа брал втихаря весьма крупные комиссионные. Выверзнев, правда, тоже, но он хотя бы совесть знал…
– Сейчас… перезвоню… – выдавил наконец генерал – и отключился.
Над перекрестком каплей чернил в стакане воды расплывался лиловый вечер. В прозрачнейших сиреневых сумерках возникали бледные очертания неоновых реклам, вспыхивали квадраты окон. Благословенная прохлада коснулась на прощание разгоряченного лба подполковника…
Купив цейлонского чая, торт и солоноватые крекеры (на тот случай, если протопарторг не употребляет сладкого), Выверзнев вышел из стеклянного, сияющего белыми лампами теремка и хотел уже достать пачку сигарет, когда телефон застрекотал снова.
– Ну что, Толь Толич?.. – нетерпеливо спросил Николай, прижав трубку к уху. – Какие распоряжения?..
– Э-э… Полковник Выверзнев?.. – осведомился наушник глубоким звучным баритоном.
Николай тихонько крякнул.
– Подполковник, Глеб Кондратьич… – почтительно, но с достоинством поправил он.
На том конце провода недовольно помолчали, подумали.
– Нет… – вымолвил наконец баритон. – Подполковник – это слишком длинно… Пусть лучше будет – полковник…
И подполковника Выверзнева – не стало. На долю секунды Николай лишился дара речи.
– Служу Баклужино! – несколько сдавленно выговорил он.
– Вижу… – с мрачным удовлетворением изрек Президент. – Когда и где намечена встреча с Африканом?..
– В двадцать один ноль-ноль, Ефрема Нехорошева двадцать один, квартира десять…
– Тогда слушай задание… – Баритон потеплел, зазвучал более интимно. – Никакой пальбы, никаких захватов… Только присутствовать и наблюдать. Это все. Меня интересуют планы протопарторга… И учти: с этого момента ты подчиняешься не Лютому, а лично мне…
Услышав такое, Николай, признаться, ошалел вконец. Больше всего он боялся, что Глеб Портнягин потребует немедленного захвата Африкана любой ценой, и мучительно прикидывал, как бы поделикатнее убедить Президента в преждевременности этой акции… ан фиг – полный консенсус!.. И полковничьи погоны в придачу…
– Вопросы?..
– Никак нет, Глеб Кондратьич!..
– Тогда все… – И Президент дал отбой. Кстати, весьма вовремя – Николай уже входил в подъезд. Хотел сунуть трубку в карман, но не успел – опять застрекотала. Пришлось задержаться на крылечке.
– Ну? Что решили? – жадно спросил генерал Лютый.
– Толь Толич… – взмолился Николай. – Некогда мне…
Генерал обиделся.
– Но должен же я знать… – оскорбленно начал он.
– Не должен, – жестко прервал его Выверзнев. – Теперь уже не должен. Сведения совершенно секретные и сообщить их я тебе имею право только с разрешения Кондратьича. Так что не могу, не проси…
Гробовая тишина в наушнике. Кажется, до генерала наконец дошло, что его все-таки подсидели…
С недоброй ухмылкой Выверзнев отключил сотовик и вошел в подъезд. Незримая война с бывшим участковым вступала в новую фазу…
На промежуточной площадке между вторым и третьим этажами в уголке притулился начекалдыкавшийся бомж. Поравнявшись с пьянчужкой, полковник приостановился и достал сигареты.
– Всем накрыться хвостом… – процедил он, прикуривая. – Быть на местах, носа не высовывать…
Спрятал зажигалку и бодрым пружинистым шагом взбежал по ступеням. В глазах сияли звезды – большие и светлые. Всего два обстоятельства тревожили теперь Николая. Первое – это удивительная сговорчивость Африкана. Как-то уж слишком легко согласился протопарторг изменить место встречи – и вроде бы ничего не заподозрил, что уже само по себе вызывало смутные подозрения. Но это ладно, с этим разберемся. А вот о втором обстоятельстве, честно говоря, даже думать было страшновато. Потому что называлось оно – Ника Невыразинова…
Притушив звезды в глазах и вообще убрав с лица какое-либо подобие знаков различия, Николай Выверзнев с озабоченным хмурым челом (скромный работяга-подполковник) ступил в комнату, где немедленно был исцелован Никой и лишен покупок.
– Я там своим приказал, чтобы не светились… – буркнул он, поворачиваясь к Панкрату. – И ты тоже давай с «херувимами» разберись… А то расхаживают, понимаешь, по тротуару в рясах, в бронежилетах…
Будучи профессионалом, Выверзнев редко опускался до лжи и зачищал концы преимущественно с помощью правды. Кроме того, на улице за ним, разумеется, следили и просто не могли не заметить, что до мини-маркета и обратно он шел, не отнимая трубки от уха.
Квартира звенела Никиным щебетом, с грохотом разъезжалась мебель, дребезжала посуда, над раздвинутым столом парашютно взметнулась скатерть… Подготовка к историческому чаепитию шла полным ходом…
К девяти часам начали собираться встревоженные гости. Все они были знакомы Николаю, поскольку все на него работали. При виде контрразведчика, обомлев, замирали – и, с опаской косясь на главарей, подсаживались к накрытому столу.
– Ну так где он, ваш Африкан?.. – вот уже, наверное, десятый раз капризно вопрошала Ника. – Чай стынет!..
Протопарторг не спешил. Будет печально, если, заподозрив провокацию, он не придет вообще… Подобная мысль, судя по выражению лиц, пугала Панкрата с Аристархом не меньше, чем самого Выверзнева. Страшнее могло быть только одно: Африкан ничего не почуял – и в самом деле скоро явится…
Без пяти девять Кученог, чьи волосы уже не облепляли узкое мятежное чело подобно струйкам смолы, но пушились и кудрявились от чистоты, приказал затворить окна, задернуть шторы и, скособочившись сильнее прежнего, настроил приемник на волну Лыцкого радио.
– …разучиваем цитаты из Святого Писания, – любезно известил прекрасный женский голос. – Итак: «Не любите мира, ни того, что в мире…» Первое соборное послание апостола Иоанна. Записали?.. Отлично! Следующий стих: «Отрясите прах от ног ваших…» Евангелие от Матфея. Записали? Прекрасно!.. «Не сотвори себе кумира!..» Вторая заповедь Моисеева… А теперь все вместе – хором!..
И в динамике запели – стройно, мощно и душевно:
Отречемся от старого мира,
Отрясем его прах с наших ног!
Нам не нужно златого кумира…
Далее в пение мелодично вплелся дверной колокольчик. Это пришел Клим Изузов и с ним кто-то еще – впоследствии оказавшийся Африканом. Никем не узнанный, протопарторг сел прямо напротив Выверзнева и, поскрипывая стулом, осмотрелся. Встретившись взглядом с полковником, подался к нему через стол и дружески полюбопытствовал вполголоса:
