И тут же, губя на корню свой первый педагогический успех, осведомился:
— И чем же тебе так нравятся песики? Личико дочери оживилось, просветлело.
— Они храбрые, — сказала она. — Верные. Умные. А люди — уроды… Водку пьют, курят, матными словами ругаются! Дядя Артур, пока на четвереньках, хороший… А встанет с четверенек — урод…
«А папа?» — холодея, хотел спросить Ратмир, но в этот миг за стеной что-то упало, стукнуло, покатилось. Поднялся, вышел в большую комнату. Искомая бутылка (теперь уже пустая) лежала посреди ковра. Регина спала в кресле, уронив голову на грудь.
Перенеся ее на супружеское ложе, Ратмир сдвинул стекло книжного шкафа и задумчиво провел пальнем по корешкам. Нет худа без добра. Отрубилась — значит можно будет без помех, со вкусом, а главное, с пользой для дела перечесть Михаила Чехова. Внезапно палец провалился в узкую щель между книгами. Та-ак… А вот за акты вандализма карать будем беспощадно. Полка — папина, рабочая, запретная. Детского здесь ничего нет. Этология, собаководство, сценическое мастерство…
Отсутствовал томик Станиславского.
Беспощадная кара, однако, была отсрочена в связи с воплем дверного звонка. Ратмир задвинул стекло, ругнулся вполголоса, бросил опасливый взгляд на свернувшуюся калачиком Регину. Та лишь вздернула тяжелое веко и, язвительно пробормотав: «Пиль!», вернулась в забытье.
Ратмир открыл. За дверью обнаружился дядя Артур, нужный в данный момент хозяину квартиры, как собаке пятая нога. Да и в любой другой момент тоже.
Легок на помине и несказанно хорош собою. Тяжелая голова с плоским лбом, незаметно переходящим в прямоугольную морду с толстыми отвисшими губами.
Спина — прямая, с ярко выраженной холкой. С виду медлителен, добродушен. На деле же злобен, силен, чуток и неприхотлив. Большей частью используется на караульной службе для охраны самых различных объектов.
— Здорово, — буркнул он. — Как там сеструха? Усыплять не пора?
В другое бы время не миновать ему взбучки и за «сеструху», и за «усыплять», однако в данный момент Регина, приходившаяся Артуру дальней родственницей, услышать его не могла.
— Спит уже, — мрачно ответил Ратмир, прикрывая дверь в зал.
— А племяшка моя? — спросил Артур, без церемоний запуская глаз в малую комнату.
— Уроки учит, — сказал Ратмир, прикрывая и эту дверь.
— Да? — насупившись, молвил Артур. — Тогда пошли на кухню…
Из внутреннего кармана пиджака была извлечена бутылка — и Ратмиру вдруг нестерпимо захотелось, чтобы их фирмы учинили между собой разборку — стравили его с Артуром. Порвать волчару в клочья, а потом, после работы, подойти, потрепать сочувственно по забинтованному загривку и сказать, как бы извиняясь: «Ну ты ж понимаешь, братан! Ничего личного…»
Но это все так, мечтания. Какие могут быть разборки между захудалым «Джульбарсом» и крепеньким «Киником»!
На кухне Ратмир протер стол, достал из холодильника тоник.
— Опять продукт портить будешь? — проворчал Артур.
— Ты же знаешь, я чистую не пью, — напомнил Ратмир и, окинув гостя критическим оком, заметил недовольно: — Что-то перекормленный ты какой-то…
Хотел добавить: «Смотри корейцам не попадись», — но, к счастью, вовремя прикусил язык. Артур ухмыльнулся.
— Мы ж не медалисты… — глумливо изрек он. — Нам по жердочкам не бегать, по канавкам не скакать. Не слыхал: доллар обваливать не собираются?
— Не знаю. Мне это как-то все равно…
Гость взглянул на хозяина с откровенным недоверием.
— А-а… Тебе ж еще за бронзу доплачивают… — сообразил он. — И сколько, если не секрет?
Ратмир сказал. Артур помрачнел. Толстые отвислые губы его стали еще более толстыми и отвислыми.
— Ну, так, конечно, жить можно… — пробормотал он. Выпили. Гость по обыкновению хряпнул залпом и с хрустом принялся грызть копченое свиное ребрышко. Хозяин, разбавив одну часть водки тремя частями тоника, пригубил испорченный продукт, прикидывая без особой радости, на кого сегодня Артур спустит пса. В прошлый раз, помнится, влетело пронырливым коллегам, выправившим себе дворянские родословные…
— А почему не серебро? — внезапно спросил гость.
— Н-ну… так уж вышло, — не теряя хладнокровия, ответил Ратмир. — Прости, если сможешь…
Артур пригнул тяжелую голову, вздыбил загривок.
— А я тебе скажу, почему не серебро… — пообещал он чуть ли не с угрозой. — Список жюри — видел?.. Нет? Зря-а… А я вот не поленился, взглянул… Так там знаешь кто? Пудель! Доберман! Ротвейлер! — На толстых отвислых губах обозначилась улыбка отвращения. — И хоть бы одна русская псовая затесалась! Ну хоть бы для блезиру…
Он издал низкое грудное рычание, неистово осмотрел стол и, схватив бутылку, набурлил себе полный стакан. Хотел набурлить и хозяину, но тот, как выяснилось, даже еще и трети не одолел.
— Спохва-атимся… — зловеще предрёк Артур, выпив и закусив. — Спохватимся, да поздно будет! Вот помяни мои слова: вытеснят они всех нас из ошейников — гавкнуть не успеем… Да что я говорю — вытеснят!.. Уже, считай, вытеснили! Хотя бы на питбулей посмотри! В профиль они тебе никого не напоминают?.. — Гость приостановился, перевел дух. — А всё с распада области началось… — с горечью молвил он. — Как погромили их в Лыцке да в Баклужино — все к нам схлынули… Татары! — возопил он. — Татары нас обошли — не заметили! А от этих не убереглись…
Выставить его удалось лишь в одиннадцатом часу.
Транспортировать пьяного Артура до автобусной остановки пришлось вручную. На этот раз он был умеренно буен, не бросался на прохожих, зато всей тушей вис на плече и пытался декламировать «Устав караульной службы».
— Сторожевой пес… — бормотал он в упоении, — обязан… бдительно охранять и стойко оборонять свой пост… нести службу бодро… ничем не отвлекаться… не оставлять поста… хотя бы жизни его угрожала… ап… опасность…
Время от времени мимо по ночному шоссе пробегали на четвереньках автомобили.
— Да помолчи ты! — взмолился Ратмир, пытаясь свободной рукой остановить хотя бы один из них.
Тщетно.
— …не допускать к посту… — всхлипнув, продолжал Артур, — ближе расстояния, равного длине цепи… при всякого рода нарушениях… вызывать хозяина лаем… в случае его гибели…
Потом он начал куражиться.
Чуть ли не силой впихнув отвязавшегося пустобреха в такси, Ратмир почувствовал такое внутреннее опустошение, такую усталость, что вынужден был опуститься на узкую скамеечку под пластиковым козырьком автобусной остановки. Козырек осенял собою три бетонные стенки, между которыми скапливался мрак. Естественно, что сидящего внутри человека Ратмир поначалу не заметил, поскольку тот пребывал в полной неподвижности и был вдобавок облачен во что-то темное.
— Извините, пожалуйста…
