Ратмир не вздрогнул, хотя был к этому близок.
— Скажите… — продолжал вежливый и, как почудилось, слегка испуганный голос. — Этот ваш… мм… приятель, которого вы сейчас сажали в такси… Я понимаю, он был нетрезв, но… Он ведь не случайно пытался укусить машину за бампер? Он, видимо, собакой служит?
— Да, — вяло сказал Ратмир. — Служит… Кстати, я тоже.
Незнакомец изумился.
— Послушайте! — вскричал он потрясенно. — Да мне вас сам Бог послал!..
Неужели иностранец? Редкая птица… Акцента, правда, не слышно, но избыточная вежливость выдает с головой.
— Простите, а вы кто?
Незнакомец словно бы застеснялся немного.
— Перед вами недостойный представитель Ордена святого Доминика… — со вздохом признался он.
Изумившись в свой черед, Ратмир повернулся, всмотрелся. Черный плащ с откинутым капюшоном, белая туника… Надо же! Настоящий доминиканец! Домини ка-нес… Томазо Мастино… А с другой стороны, какого еще проповедника могло занести в город Суслов?
— Вообще-то я направлялся в Баклужино…
— Спалить пару ведьмочек? — неумно пошутил Ратмир. Собеседник был настолько тактичен, что рассмеялся.
— Нет, — сказал он. — Конечно, нет. От порочной практики Торквемады мы отреклись давно. Как и от самого Торквемады…
Он и впрямь ни капельки не походил на инквизитора. У тех, как представлялось Ратмиру, должны быть клинчатые изможденные морды гончих. А этот уютный русифицированный доминиканец больше напоминал шар-пея: весь из бугорков и складок. Замшевый такой…
— А почему вы здесь сидите? — полюбопытствовал Ратмир. — Поздно же…
Квадратное складчатое личико, насколько можно было разглядеть при столь скудном освещении, стало невыразимо несчастным.
— Я сижу здесь, потому что я растерян!.. — в отчаянии объявил он. — Когда я увидел обнаженных людей на поводках, я понял, что мое место здесь. Я раздумал ехать в Баклужино. И вот теперь я сижу и не знаю, как к вам относиться… Ну хоть вы мне объясните: служить собакой — это грех или профессия?
— Любая профессия — грех, — философски заметил Ратмир.
— Решительно с вами не согласен! — возразил шар-пей. — Всякую работу следует делать во славу Господа…
— Тем более! Что вас тогда смущает? Собеседник снова оцепенел в оторопелом раздумье.
Мрак в бетонно-пластиковой конуре, казалось, заклубился еще сильней.
— Н-ну… все-таки… — неуверенно проговорил он наконец. — Бог создал вас по образу и подобию Своему. То есть человеком, а не псом…
— Совершенно справедливо, — сказал Ратмир. — Именно человеком, а не псом. А также не бухгалтером, не редактором, не секретаршей… Кстати, насколько я помню, апостол Павел советовал каждому довольствоваться своей участью. Слуга да будет слугой, господин — господином…
— Это хорошо, что вы читали послания апостола Павла, но… И бухгалтер, и редактор, и секретарша… Все они хотя бы ходят на двух ногах!
— Это вам только кажется, — мрачно заметил Ратмир. — В широком смысле любая работа ставит нас на четыре мосла.
— Да, но работа при этом, согласитесь, должна приносить пользу! Хотя бы иметь смысл!
— Вы который день в Суслове?
— Первый…
— Так я и думал, — сказал Ратмир. — Дело в том, что собака у нас — самая дефицитная и высокооплачиваемая должность… А с некоторых пор еще и требующая диплома… Возьмите, к примеру… Да хоть рекламное бюро! Как вам кажется: имеет его деятельность смысл?
— Да, разумеется! Реклама — это лицо любой фирмы…
— Так вот я — лицо (или, если вам будет угодно, — морда) фирмы «Киник», причем в гораздо большей степени, чем какое-то там рекламное бюро. От уровня моего профессионализма зависит престиж учреждения. То есть благополучие всех его остальных сотрудников.. — Ратмир поднялся, ободряюще потрепал черные складки откинутого капюшона. — Так что смело приступайте к вашей миссии, падре… В конце концов, чем вы хуже Франциска Ассизского? Тот проповедовал птицам, вы будете проповедовать псам…
— Как? Вы и Франциска знаете? — поразился собеседник. Замолчал. Встревожился. — Да, но… сказано ведь: «Не давайте святыни псам…»
— «И псы едят крохи, которые падают со стола господ их», — с язвительной кротостью возразил ему евангельской же цитатой весьма начитанный Ратмир.
Регина дремала в кресле, уронив голову на грудь. Пришлось снова перенести ее на кровать, причем по возможности бесшумно. Поэтому стук упавшей книги, раздавшийся из-за стены, Ратмир услышал и опознал без труда.
— А почему маленькие песики до сих пор не спят? — строго осведомился он, входя в комнату дочери.
Ответом было старательное посапывание. В темноте Ратмир осторожно приблизился к столу и включил лампу. Под простыней захихикали. Потом содрали ее с головенки и уставили на отца карие смышленые глаза.
— Пап, а правда, что маму однажды с каратэчкой стравили?
— Это кто тебе такое сказал? Она?
— Ага… Правда?
Ратмир смутился. Сказать «нет» — подставить Регину. Сказать «да» — подставиться самому.
— Ну, это… вряд ли… — осторожно начал выпутываться он. — Левреток вообще ни с кем стравливать не принято… И потом, знаешь, такого рода поединки запрещены…
— Почему?
— Потому что это неравный бой… Ну сама подумай голые руки и ноги против хорошо поставленных зубов! Даже боксеры…
— Песики?
— Нет, дяденьки. Так вот, даже боксеры, чемпионы мира, — и те понимали, что самое страшное оружие на ринге — это зубы…
— За ухо? — кровожадно уточнила дочь.
— Ну разумеется!
Ратмиру показалось, что разговор удалось увести достаточно далеко, но он ошибся.
— Почему мама врет? — враждебно спросила дочь.
— Да не врет она… — в тоске сказал Ратмир. — Не врет… Так… фантазирует…
Лада выпятила нижнюю губенку, задумалась.
— Просто мама любит не искусство, а себя в искусстве…
Услышав такое, Ратмир обомлел и не сразу опомнился.
— Так! — решительно проговорил он, насильственным путем изымая из-под подушки томик Станиславского. — А в следующий раз, если кое-кто сунет носишко в папины книги, кое-кому надерут наглый куцый хвостик — ясно?.. Всем спать!
Глава 6. СОБАЧЬЯ ПЛОЩАДКА
День начался, по мнению Ратмира, неудачно. Согласно распорядку, после утренней планерки пса положено было выгуливать, чем обычно занималась секретарша Ляля, хотя иногда эту миссию брал на себя, к восторгу ведомого, сам хозяин. Прочие сотрудники, зная, что, надев на Ратмира намордник, ты получаешь в итоге дьявола на ремешке, от подобных поручений старательно уклонялись.
