— Ба! — молвил он. — Какие люди!
— Приветствую вас, Василий Степанович, — отозвался тот. — Вот шел мимо…
— Да уж ясно, что мимо… — Мэтр шагнул к сетчатому ограждению, извлекая на ходу из кармана свернутую в трубку газету, но тут под ноги ему подвернулась розовая пухлая дамочка средних лет, изображающая не то коккера, не то болонку. Одна из тех любительниц, что, оплатив час беготни по площадке, имеют потом наглость именовать себя ученицами самого Лорда Байрона. Едва с ног не сбила, дуреха, за что немедленно заработала хлесткий удар газеткой по звонкой бездарной заднице. Радостно взвизгнув, метнулась прочь. Ну теперь уже точно ученица!
— Значит, говоришь, украсть пытались? Славно, славно… Поздравляю… — рокотал мэтр, потряхивая нечаянным средством воспитания. — Купить-то успел? А то «Парфорс», сам знаешь, газетёнка скандальная, расхватывают быстро…
— Успел. Последнюю…
— Ну, на, мою еще возьми, — великодушно предложил Лорд Байрон, просовывая газету в ячейку сетки-рабицы. — Тебе-то нужнее…
— Спасибо… — поблагодарил Ратмир. — Василий Степанович! А почему вы в Госпитомнике не преподаете?
Мэтр неловко усмехнулся и поглядел через плечо в дальний конец площадки, где среди барьеров и канав, тряся вскинутыми филейными частями, бегало то, что в среде профессионалов именуется пренебрежительным словом «самотёк».
— Госпитомник… — повторил он то ли скорбно, то ли иронически. — Чести много, денег мало… Шар-пея видел?
— Видел, — удрученно подтвердил Ратмир.
— Первый урок… — таинственно промолвил Лорд Байрон. — А всего договорились о шести. Примерно месячный оклад декана в Госпитомнике…
Ратмир был поражен:
— За шесть уроков? Он что, миллионер?
— Платит не он. Платит организация.
— Это какая же, позвольте спросить?
Лорд Байрон хотел ответить, но не успел, потому что дверь приземистого строения отворилась и на плоский порожек ступил всё тот же толстячок, но уже облаченный в черный плащ с капюшоном и белую тунику.
— Послушайте, — сказал Ратмир. — Да ведь я ж его знаю!
Глава 10. ПЕС ГОСПОДЕНЬ
Храня молчание и с любопытством поглядывая друг на друга, они шли по скрипучему гравию безлюдной парковой аллеи: статный среднего роста мужчина с лицом несколько бульдожьих очертаний и улыбчивый морщинистый толстячок в черном монашеском одеянии. Каждый ждал, что спутник его заговорит первым. Картина в духе Честертона.
— Стало быть, вы за мной наблюдали… — отважился наконец толстячок, удивительно похожий на шар-пея. — И-и… какое же у вас сложилось впечатление? Только честно… Нет-нет, не подумайте, я полностью доверяю оценке уважаемого Василия Степановича, но… Хотелось бы услышать непредвзятое мнение очевидца…
Тот, что помоложе, задумчиво выдвинул бульдожистую нижнюю челюсть, помедлил.
— Н-ну, учитывая ваш возраст… — не менее деликатно приступил он к ответу. — Скажем так: неплохо… Для первого урока очень даже неплохо. Хотя я не знаю, какие вы перед собой ставите цели. Если, допустим, выступать на соревнованиях…
Предположение прозвучало настолько нелепо, что развеселило обоих. Некоторая церемонность, присутствовавшая до этого в их беседе, исчезла бесследно.
— С восторгом займу уготованное мне последнее место, — лучась приветливостью, заверил шар-пей. Тут же, однако, стал серьезен. Складки, из которых состояло его квадратное личико, словно бы укрупнились. — Нет, — решительно промолвил он. — Бега, бои — это всё для честолюбцев. Моя цель, конечно же, иная…
Разговор их был прерван появлением из-под скамейки черной кошечки с белой манишкой. Брезгливо ступая по мелкому гравию, киска достигла середины дорожки и, приостановившись, дерзко уставила на приближающихся прохожих зеленющие бесстыжие глаза. Узрев Ратмира, вмиг утратила вальяжность и опрометью кинулась в кусты.
Бронзовый медалист инстинктивно дернулся вослед, но, разумеется, сдержался. Толстячок был несколько озадачен.
— Вы суеверны? — полюбопытствовал он.
— Нет, — буркнул Ратмир. — Это профессиональное. Они поравнялись со скамейкой.
— Давайте присядем, — жалобно попросил толстячок. — По правде сказать, меня уже ноги не держат…
Оба опустились на деревянные брусья скамьи. Вымотавшийся с непривычки доминиканец издал легкий стон наслаждения. В развалах серо-зеленой листвы чернела парковая решетка, сквозь которую за невидимым отсюда обрывом поблескивали пыльной сталью медлительные воды Сусла-реки. Слава богу, день выдался пасмурный. Всю прошлую неделю жара стояла такая, хоть кожу снимай.
— Иными словами, вы решили испытать на собственной шкуре, каково нам живется… — с уважением предположил Ратмир.
— Мне придется испытать это в любом случае… — меланхолично отозвался шар-пей, разминая натруженную кисть.
Ратмир непонимающе взглянул на собеседника.
— Не собираетесь же вы работать псом!
— А почему бы и нет?
Произнесено это было с кроткой улыбкой, однако юмора в подобных вопросах бронзовый медалист не терпел.
— Хотя бы потому что ни одна солидная фирма вас не примет в штат, — холодно одернул он занесшегося новичка. — Говоря профессионально, вы не в рабочем теле. У вас врожденный неправильный постав задних конечностей. О таких мелочах, как диплом; я уже молчу. И потом подумайте, падре, сколько вам лет! Собачья служба — это дрессура с младых когтей…
— О, не беспокойтесь! Считайте, что работой меня обеспечили.
— Кто?! — ужаснулся Ратмир.
— Те, кто заплатил за мое обучение. Среди доминиканцев-мирян есть весьма состоятельные люди… Кстати, позвольте вам выразить признательность за тот наш разговор на остановке. Вы мне очень тогда помогли…
Ратмир несколько успокоился, пожал плечами. Служба у частных лиц, как правило, особой подготовки не требует. «Сегодня я тебя на поводке выгуливаю, завтра ты меня». Баловство…
— А смысл? — с искренним недоумением спросил он. — Зачем вам всё это?
Собеседник ответил не сразу.
— Видите ли… — сказал он. — Вчера утром, как вы мне и советовали, я вышел к собачьей площадке: наблюдал ваших собратьев за работой, пытался говорить с ними… снаружи, разумеется…
— Ого! — подивился Ратмир. — И как? Успешно?
— Трудно сказать. Они лизали мне руки сквозь решетку, некоторые лаяли, один даже укусил… Нет, не беспокойтесь, ничего серьезного! Это удивительно доверчивые и наивные создания. Во всяком случае, должен признаться, что давно уже не встречал столь благодарных слушателей. Но вот закончился рабочий день… — При этих словах складчатое чело проповедника заметно омрачилось. — Все они вышли из своих офисов уже в человечьем обличье — и, знаете, я ужаснулся. Совершенно другие существа: расчетливые, циничные… Словом, у меня сложилось впечатление, что общаться с ними можно только в служебное время…
