С угрюмостью на челе юный ученик чародея медленно сгрёб компромат со стола.
— Да не горюй ты, — жалостливо глядя на него, ободрил Ефрем. — Дело-то всё равно тёмное. Так что ты его, слышь, не бросай. С людьми поговори, по астралу пошастай — глядишь, и выудишь что пригожее…
Пригожее Глеб выуживал в течение недели. Шастал по астралу, говорил с людьми. Беседа с тем недоучкой, что проживал на Лысой горе, поставила точку в его частном расследовании.
На улице лепил лёгкий снежок — и таял, коснувшись влажного асфальта. Окрылённый удачей Глеб не шёл — летел. Душа его пела и пританцовывала. Наконец, не устояв перед соблазном, юноша поставил физическое тело на автопилот (благо до дома Ефрема Нехорошева оставалось всего полквартала) — и прянул в астрал.
Скользнув над заснеженным парком, он очутился во чреве громоздко обставленной квартиры, где мрачная энергетическая сущность в нелепом балахоне, чем-то напоминая стоматолога за работой, сосредоточенно расшатывала третью чакру мужчине по фамилии Карабастов, возлежавшему в кресле перед орущим телевизоров. При виде свидетеля нечистый выпрямился, нахмурился и, вытерев ладони о балахон, с угрожающим видом шагнул навстречу.
— Погоняло твоё — Децибел, — раздельно произнёс Глеб. Услыхав свою кличку, бес приостановился, неприятно поражённый. — В позапрошлом воплощении ты ходил в шестёрках. Потом дослужился до барона. Есть шансы стать маркизом.
Лукавый безмолвствовал.
— Полгода назад, — неумолимо продолжал гость, — ты был внедрён в хозяина этой квартиры Дмитрия Карабастова. А осенью тебя в ходе экзорцизма расколол и перевербовал Никодим Людской. Рассказать, как было?
Бес молчал — лишь энергетика его становилась всё негативнее и негативнее.
— Полчаса тебя кропили святой водой и отчитывали «Капиталом», — безжалостно напомнил Глеб. — Полчаса! Дальше ты запричитал женским голосом и, как последняя сявка, пошёл колоться на раз. Стал предлагать Никодиму свозить его на себе к святым местам, в Ульяновск…
— Не докажешь, — угрюмо сказал бес.
— Возможно, — отозвался Глеб. — Но, пока будут разбираться, повышения тебе не видать. А с Никодимом вы сговорились так: днём ты по-прежнему сидишь в Карабастове, а ночью работаешь охранником. И все шито-крыто. Начальство твоё уверено, что ты охмуряешь Никодима — вот-вот охмуришь…
— Короче, — грубовато прервал его бес. — Чего надо?
— Ничего серьёзного. Немножко халатности на посту. Ты отвернулся — я проскочил…
— Зачем?
— Да вот хочу устроить кое-кому парочку страшных снов, — решив быть откровенным до конца, предвкушающе молвил Глеб. — Догадываешься кому?
Нечистый размышлял. Неподвижное лицо, натруженные руки, усталые глаза. Обычный работяга-бес, каких тысячи, замотавшийся в чёрной реинкарнации, чудом вылезший из шестёрок в бароны.
— А дальше? — равнодушно спросил он.
— А дальше разбежались. Я тебя не знаю, ты меня — тоже…
— Ладно, сделаем, — буркнул бес и снова двинулся к креслу.
И то ли показалось Глебу, то ли в самом деле мелькнули в сумрачных запавших глазах нечистого насмешливые искорки. Однако продолжать разговор, когда тебе уже предъявили спину, было неловко — и молодой чародей поспешил вернуться в физическое тело, преодолевавшее на автопилоте последний лестничный пролёт. Слава Богу, добралось нормально — в ментовку не загребли…
За окном было черным-черно. По стёклам мазало мокрым снегом. Нагулявшийся котяра Калиостро возлежал на выключенном мониторе подобием небольшого серо-белого сугроба. Неровно тикали стенные ходики.
— Нет, подвох он, конечно, подстроит… — размышлял вслух старый колдун Ефрем Нехорошев. — Тут ты даже не сомневайся…
— Никодиму сдаст, например, — мрачно предположил Глеб.
— Да ни в жисть! — взгоготнул кудесник. — На крупную гадость ему идти не резон. Так, по мелочи…
— Ну, это мы переживём… — успокоил Глеб.
Ходики пробили два часа ночи, приврав минут на сорок. Неделю назад, отчаявшись приспособить зациклившегося барабашку в перегоревшем электрокамине Ефрем попробовал оживить с его помощью часовой механизм — и тоже не очень успешно.
— Пора, — сказал колдун. — Друган твой уже, наверное, третий сон смотрит… Может, проводить тебя?
— Вот ещё! — оскорбился Глеб. Расслабился, убрал мысли — и без перехода очутился в астрале.
Смутно мерцали сны. Неподалёку маячил знакомый балахон.
— Вовремя, — заметил бес и огляделся. — Давай пошустрей! Пока никто не видит!
Портнягину вновь почудилось, что в глазах нечистого мелькнула насмешка, но медлить и впрямь не следовало — огласка была невыгодна обоим. И юный чародей, не раздумывая, нырнул во сны Никодима Людского.
…Толпа. Толпа до горизонта. Глеб ошалело вскинулся на цыпочки. Головы, головы, головы. Брусчатка из голов. И все смотрят в одну сторону. Лица напряжённые, ожидающие. Повернулся и он. В десятке шагов чёрно-красная трибуна, напоминающая эшафот, а на ней Никодим. Держит речь. Вернее — паузу…
— Посторонись ты… трах-тарарах! — Кто-то незнакомый бесцеремонно отпихнул Глеба и вскинул крохотный автомат с несоразмерно длинной обоймой. Полыхнуло, загрохотало. В лицо полетели горячие астральные гильзы.
Страшный людской вопль — и не менее оглушительная тишина. Никодим Людской медленно переваливался через перила. Перевалился. Глухой удар тела о мостовую. Кровь. Много крови. Убит? Нет, ползёт, приподнимает бледное искажённое лицо… Толпа куда-то делась. Их двое. Двое на всём свете. Глаза Никодима на миг проясняются. Узнал. И умоляющий, исполненный боли стон:
— Гле-еб…
В следующую секунду Портнягина вышибло из астрала. Старый колдун Ефрем Нехорошев сидел напротив и с любопытством всматривался в ошалелое лицо ученика.
— Что-то быстро ты… — заметил он.
— Слушай, Ефрем… — переведя дыхание, вымолвил Глеб. — Там уже кто-то до меня поработать успел. Кошмар какой-то…
В двух словах он изложил увиденное. Колдун удовлетворённо наклонил редеющие патлы.
— Теперь понятно, чему этот твой бес лыбился… Надо же: без подвоха околпачил! — Чародей хмыкнул, покосился из-под косматой брови на сбитого с панталыку воспитанника — и, снизойдя, пояснил: — Никакой это, Глебушка, не кошмар… Нормальные сны политика.
— Это что ж у него, каждую ночь так?!
— Ну, не каждую, наверно…
Юноша представил — и обмяк.
— Тогда зачем охрана? Да ещё и с бесами!
— Затем и охрана, что секрет. А то вдруг кто со стороны подсмотрит! Неловко же, сам понимаешь…
Дрыхнущий на мониторе Калиостро дёрнул ухом и нагло свесил бело-серый хвост на слепой экран.
Произведение искусства
Я беру глыбу мрамора и отсекаю от неё всё лишнее.
