Постоял он, постоял перед норой и решил не связываться — ну его, уж больно здоровый… Повернулся и пошел в сторону центрального оврага — тем путем, что в прошлый раз шли. Доберусь, думает, до речки, а там уж выспрошу, где этого колдуна искать.
Идет и головой качает. Во что овраг превратили — больно смотреть! Там банка пустая лежит ржавеет, там деревце в неположенном месте проклюнулось… А сорняки по обе стороны все выше и выше. Вот уже в человеческий рост пошли…
И тут из-за поворота тропинки выкатывается ему навстречу гномик. Счастливый, сияет, а в руках — помятая банка сгущенки с пятнышком ржавчины…
То есть не сгущенки, какой сгущенки?.. Тушенки, конечно! Хотя… Ну точно, товарищ старший лейтенант! Там и сгущеночные деревья тоже были, только у них плоды белые и помельче — граммов на триста…
Так вот, увидел гномик Пинькова — перепугался. Стал быстренько на четвереньки, сделал одно плечико выше другого и робко, неубедительно так зарычал. Пупырчатым, что ли, прикинуться хотел? Неясно…
— Ты больной или голодный? — прямо спрашивает его Пиньков.
Гномик ужасно смутился, встал с четверенек и, чуть не плача, протягивает банку Пинькову.
Не понял его Пиньков.
— Чей паек?
— Мой.
— А чего ж ты мне его суешь?
— Все равно ведь отнимешь! — рыдающе говорит гномик.
«Порядочки!» — думает Пиньков.
— А где живешь?
— В яме.
— Да вижу, что в яме… Далеко это?
— А вон, за бурьяном…
— Тогда пошли, — говорит Пиньков. — Ну чего уставился? Провожу тебя до твоей ямы, чтобы банку никто не отобрал. А ты мне по дороге расскажешь, что у вас тут в овраге делается.
— А ты кто? — пораженно спрашивает гномик.
Поглядел на него Пиньков: вроде малый неплохой, забитый вот только, запуганный…
— Зови Лешей…
И пока до ямы шли, товарищ старший лейтенант, гномик ему такого понарассказывал!.. Короче, эти две расы (в смысле — гномики и пупырчатые) живут в овраге издавна. И каждая имеет свои национальные традиции… Так вот пупырчатые в последнее время обнаглели вконец! Нарыли, понимаете, нор под деревьями, живут в них целыми сворами, а деревья от этого сохнут, пропадают. А крайними опять выходят гномики: дескать, не поливали. А попробуй полей: не дай Бог нору зальешь кому-нибудь — пополам ведь перекусит!..
Гномикам, товарищ старший лейтенант, вообще житья не стало. Придешь за банкой, за своей, за положенной — так он еще и не дает, куражится — скучно ему!.. Обойди, рычит, вокруг дерева на руках — тогда посмотрим. Обойдешь, а он все равно не дает, придирается: не с той, мол, руки пошел…
Никак нет, товарищ старший лейтенант, человеческой речью пупырчатые не владеют. Рычат, рявкают по-всякому… Как их гномики понимают? А куда денешься, товарищ старший лейтенант! Приходится…
Вот и Пиньков тоже возмутился, не выдержал:
— А куда ж колдун смотрит?
И тут выясняется интереснейшая деталь: оказывается, колдун уже года три, как в овраге не показывался. Раньше-то при нем пупырчатые какие были? Ребра одни с позвоночником!.. Нет, воровать они, конечно, и тогда воровали, но хотя бы жрать боялись наворованное! Чуть поправишься — улика налицо…
— Что же все-таки с колдуном-то, а? — размышляет вслух рядовой Пиньков.
— Я так думаю, — говорит гномик, и в глазах у него начинает светиться огромное уважение, — что у колдуна сейчас какие-то серьезные дела. Такие серьезные, что нам и не снились. А вот закончит он их, поглядит, что в овраге делается, и строго пупырчатых накажет.
«Хорошо, если так, — думает Пиньков. — Хуже, если помер».
Добрались до ямы. Яма как яма, на четверых гномиков рассчитанная, живут шестеро. Остальные пятеро, правда, временно отсутствуют — на работах где-то, а у этого, что с Пиньковым (его, кстати, Голиафом зовут), у него вроде как отгул.
Да нет, товарищ старший лейтенант, нормальный гномик — ростом чуть выше автомата. А Голиафом его зовут не потому что здоровый, а потому что в лоб то и дело получает…
Спустились они в яму, банку в уголке прикопали, сидят, беседуют.
— Так, значит, говоришь, года три уже? — хмурится Пиньков.
— Или четыре, — неуверенно отвечает гномик. — Да вот сразу после проверки…
— А! — говорит Пиньков, оживившись. — Так, значит, была все-таки проверка?
— Была, — подтверждает гномик. — Сам-то я, правда, не видел, но говорят, была.
Любопытство разобрало Пинькова.
— Слушай, а как проверяющий выглядел?
— Проверяющий?.. — с тихой улыбкой восторга говорит гномик. — Высокий, выше колдуна… В одеждах защитного цвета… Пуговицы — сияют, бляха — солнышком. А уж сапоги у него!..
Тут смотрит гномик на Пинькова, умолкает и, затрепетав, начинает подниматься в стойку «смирно».
— Да сиди ты! — с досадой говорит Пиньков. — Тоже мне проверка! Никакая это была не проверка. Я это был…
Сел гномик, дыхнуть не смеет и держит равнение на Пинькова.
— Сказано тебе: вольно… — сердито говорит Пиньков. — А про автомат про мой ты нигде ничего не слышал?
Не знает гномик, что такое автомат. Пришлось объяснить.
— Нет, — отвечает, подумав. — Про реликвию слышал, а вот про автомат — ни разу…
Насторожился Пиньков.
— А что за реликвия?
А реликвия, товарищ старший лейтенант, следующая. Во-первых, черт его знает, что это такое. Во-вторых, слышно о ней стало года три-четыре назад, то есть по времени вполне совпадает. В-третьих, известно, что стоит она в некой пещере, а пещера эта находится аж в низовом овражье за ободранной пустошью. И многие в эту реликвию верят.
— А как она хоть выглядит? — допытывается Пиньков. — Ствол есть? Затвор есть?
— Может, и есть… — вздыхает гномик. — Одним бы глазком на нее взглянуть…
Задумался Пиньков.
— А как считаешь, — спрашивает, — знает колдун, где сейчас мой автомат?
Гномик даже встал от почтительности.
— Колдун знает все, — объявляет торжественно.
— Знает он там с редькой десять! — недовольно говорит Пиньков. — Что ж ты думаешь, я с ним не беседовал?
Гномик брык — и в обморок. Не привык он такие вещи про колдуна слышать. Минут восемь его Пиньков в сознание приводил. Хлипкий народец, товарищ старший лейтенант, нестроевой…
Оживил его Пиньков, поднял, к стеночке прислонил.
— А далеко отсюда этот ваш колдун живет? — спрашивает.
— День пути, — слабым голосом отвечает гномик. — Только там не пройдешь — пупырчатых много…
