– Тебе нравится что-то улучшать, развивать, а не разрушать. Рэнди относился к тебе снисходительно, а ты искала в его поведении плюсы. Белинда рожала, ты могла бы отправить клиентов к Рэнди или вообще сказать, что это не твое дело, но ты помогла. Алекс Лоуэлл просто не способна на то, чтобы умыть руки и отойти в сторону. Поэтому если ты скажешь, что нужно сносить весь этот комплекс, я буду знать, что затея и впрямь безнадежная.
– В твоем описании я похожа на оптимистичную идиотку.
Вьятт покачал головой:
– Нет, по-моему, ты похожа на женщину, достойную восхищения, у которой всегда есть хорошие идеи.
– Ты любишь побеждать. И прекрасно знаешь, что, несмотря на все мои замечательные идеи, я часто проигрываю.
Алекс помолчала, снова вспомнив свои неудачи. Она подняла взгляд и, к своему удивлению, прочла на лице босса беспокойство.
– Я не собираюсь возлагать ответственность за успех или неудачу на твои плечи, Алекс. Мне просто интересно твое мнение.
– И все же это ты у нас гений в этой части. «Маккендрикс»…
– Совсем другое дело. Половина успеха была обеспечена его местоположением.
– И все же ты сумел добиться успеха там, где большинство потерпело бы поражение.
– Спасибо. Давай скажем так: моя ненормальная привязанность к «Гавани» мешает принимать адекватные решения. Я не хочу слишком вовлекаться в процесс.
Последний кусочек головоломки встал на место.
– Ты совершенно не хочешь что-то здесь переделывать, но это не согласуется с твоей концепцией «Перемены – это хорошо, совершенство – ключ к успеху».
– Что-то в этом духе, да. Наверное, мне и впрямь следует продать этот комплекс.
Алекс поняла, что «Гавань» и впрямь занимает очень важное место в его мире, даже если Вьятт не хотел признавать это. Мужчина боролся с желанием сохранить ее только потому, что в его жизни должно было быть место только для победителей.
В сердце снова возникла странная боль. Алекс столько всего знала и умела, но по жизни оставалась неудачницей…
Она сделала глубокий вдох. Сейчас речь шла не о ней. Вьятт сражался со своим прошлым и тем, что собой олицетворяло это место. Что он почувствует, решившись продать «Гавань»?
Алекс знала только одно: за нее стоило побороться.
– Не продавай. У нее есть… свои ценности.
Вьятт невесело рассмеялся:
– Например? Ты так говоришь, словно сама не уверена в этом.
Этот мужчина был слишком проницателен. Алекс сосредоточилась. С чем мы имеем дело?
– Можно добавить маленький садик к каждому коттеджу с местными растениями, цветами и камнями и поставить в нем видоискатель. Тогда посетители смогут любоваться скалами и птицами, которые там гнездятся. Или поместить на каждом домике таблички с интересными историческими сведениями. Поставить антикварную мебель. Можно даже увеличить один из коттеджей и устроить в нем комплекс развлечений. Это идеальное место для того, чтобы отдохнуть от вечной суеты Лас-Вегаса. Или…
– Или что, Александра? – спросил Вьятт, взяв девушку за руки.
– Или оставить его таким, как есть, – мягко произнесла она. – Не нужно ничего менять или сдавать коттеджи, если «Гавань» нравится тебе.
Вьятт протянул руку и откинул с ее лица выбившуюся из прически прядь волос.
– Я знал, что твое присутствие пойдет этому месту на пользу.
Его прикосновение завораживало, слова немало подняли самооценку, хотя Алекс прекрасно знала: Вьятт просто вежлив. Ее всегда дразнили за чрезмерную самоотверженность и энтузиазм.
– Так что ты будешь делать?
– Еще не решил, но ты дала мне несколько подсказок. Спасибо. А теперь, думаю, пора отвезти тебя обратно. Не хочу, чтобы у остальных начали появляться ложные представления о нас с тобой.
– Думаешь, они решат, что я похитила босса?
– Думаю, они решат, что я тебя совращаю. Рэнди в последнее время относится к тебе очень покровительственно.
Алекс закатила глаза:
– Ты его кумир, Вьятт.
– Ага, а еще он хорошо меня знает и понимает, что у меня тоже есть недостатки. А у тебя – нет.
– Еще как есть, – буркнула она.
Вьятт рассмеялся, помогая ей сесть в спортивную машину. Через несколько минут они уже ехали в «Маккендрикс».
– Слушай, что такое ужасное ты могла натворить?
Алекс знала ответ, но не хотела сейчас об этом думать. Искреннее беспокойство Вьятта подталкивало ее все ближе к краю пропасти. Что она успела натворить? Практически влюбилась в него. Но в этом признаваться нельзя.
– Написала «Я люблю Эрика Свансона» на зеркале в школьном туалете для девочек. Несмываемым маркером, да еще и красным, – сказала Алекс и почувствовала себя очень глупо.
Это было единственное дисциплинарное взыскание, которое она заработала в школе.
– Повезло Эрику.
– Ну, мое увлечение продлилось недолго. Когда об этом стало известно, Эрик начал оскорблять меня и смеяться над моими брекетами.
– За это он должен лишиться всех зубов до старости.
– Если бы только в те дни ты был рядом, – улыбнулась Алекс, – у меня бы появился защитник.
– Тогда ты не захотела бы знать меня, – отозвался он.
Но Вьятт ошибался. Алекс хотела узнать о нем как можно больше. Желательно – все.
Глава 12
Вьятт рьяно принялся за работу, постоянно напоминая себе о причинах, по которым нужно держаться подальше от Алекс. «Маккендрикс» захлестнула новая волна рецензентов. Было очевидно, что ставки повышаются. Город начал гудеть, и главный соперник, «Шампань», вкладывал в свое предприятие огромные деньги. Вьятт должен бы, был, забеспокоиться – впрочем, разумеется, он был обеспокоен. Пройти такой долгий путь – и проиграть… И все же больше всего ему на нервы действовало отнюдь не состязание.
Когда вчера они возвращались в отель, Вьятт спросил девушку, как обстоят дела с ее магазином. Алекс рассказала, что недавно звонила агенту по операциям с недвижимостью. Процесс запущен. Стало совершенно ясно, что Сан-Диего – ее единственная страсть. Место Вьятта было здесь – в «Маккендрикс», в Лас-Вегасе.
Он слишком увлекся Алекс, был преступно слеп – у них нет ни единого шанса.
Нужно помнить, что она здесь только на время. Вот и хорошо. Потому что Алекс слишком чиста и жизнерадостна для человека вроде него.
Вьятт мог бы притвориться, что оставил прошлое позади, но это не изменило бы главного. Он был все тем же человеком, и призраки былого никуда не делись. Он занимался бизнесом, а не любовью. Единственный безопасный путь – одиночество. Сближение с кем бы то ни было означало риск получить глубокие раны.
