Маша с изумлением поняла, что ей совсем не страшно. Она
вообще никогда не боялась темноты, даже когда шла одна по темным коридорам из
девичьей, наслушавшись страшных сказок про домовых и леших. Гораздо больше ее
напугало бы прикосновение паука или попискивание крысы, шорох ее голого,
тонкого, длинного хвоста. Здесь же, слава богу, никакой насекомой нечисти не
было, а значит, и бояться было нечего. И тут же совершила второе, не менее
радостное открытие: она обнаружила, что видит свою темницу! Нет, ниоткуда не
проникал свет, однако же Маша с каждым мгновением все отчетливее различала
очертания довольно просторного помещения, в углу которого стояла каменная
скамья – единственный предмет обстановки.
Получается, она обладала редкостной, сказочной способностью
видеть в темноте?! Ох, недаром брат Алешка называл ее Кошкин Глазок! Глаза у
Маши были вообще-то светло-карие, но изредка, в минуты сильного волнения,
правый темнел почти до черноты, а левый, наоборот, высветлялся до поистине
кошачьего желто-зеленого цвета, и в детстве Алешка иногда нарочно старался
раздразнить сестру, чтобы увидеть это волшебное преображение ее глаз. Однако
никогда раньше Маша не замечала за собой каких-то сверхъестественных свойств,
и, верно, ее «ночное зрение» проявило себя лишь в минуту крайней опасности. Что
ж, очень вовремя!
Маша огляделась. Она уже давно слышала легкое журчание, а
теперь увидела, что из стены, вернее, из пасти каменного льва, чья голова украшала
стену, сочится тоненький ручеек. Маша бросилась туда и с наслаждением напилась.
Итак, смерть от жажды ей, по крайней мере, не грозила. Она
принялась быстро ходить вдоль стен, чтобы согреться, а главное – чтобы получше
оглядеть место своего заточения, но, сколько ни металась туда-сюда, не нашла
даже признаков окон, дверей или хоть каких-то отверстий, сквозь которые можно
было сюда попасть.
В этот миг издалека донеслось металлическое лязганье и
грохот – похоже было, словно снимали тяжелые засовы и с трудом отворяли
отсыревшую дверь.
Первым побуждением Маши было кинуться туда, к выходу, но она
окоротила себя и только перебежала поближе к тесному коридорчику. Слышались
медленные шаги… глухое ворчание: пришедший, верно, не обнаружил узницы там, где
бросил ее бесчувственное тело, и злобно недоумевал.
– Эй! Ты где?! – послышался вопль, более похожий на звериный
рев.
Маша невольно задрожала, но ненависть к этому рыкающему
чудовищу, которое так люто покусилось на ее свободу, взяла верх над страхом и вернула
ей отвагу.
На черных каменных стенах замелькали слабые отсветы –
тюремщик, верно, шел с факелом, и Маша торопливо заслонила лицо рукавом,
опасаясь, чтобы яркий свет не ослепил ее и не лишил чудесного «ночного зрения».
Было очень трудно сдержать нетерпение, но все-таки Маша,
замерев в углу, выждала миг, когда тюремщик выбрался из склепа в зал, с трудом
распрямился и сделал несколько шагов, освещая факелом углы и пытаясь отыскать
затаившуюся пленницу. Он тяжело, запаленно дышал, а потому не расслышал, как за
его спиной легкая тень метнулась в коридорчик и беззвучно, чуть касаясь ногами
пола, понеслась по нему. Приходилось все время помнить об угрожающе низком
своде, а потому Маша бежала, пригнувшись, не столь быстро, как хотелось, однако
скоро коридорчик кончился, и она очутилась в зале, всем похожем на первый –
даже скамья стояла в углу, точь-в-точь как там! – однако вместо львиной морды в
стене зияло отверстие.
Дверь! Открытая дверь!
Маша устремилась туда, как стрела, пущенная в мишень. И
сердце ее едва не разорвалось от неожиданности и горя, когда чьи-то руки вдруг
схватили ее так крепко, что шевельнуться было невозможно, и звонкий молодой
голос насмешливо произнес:
– Не так быстро, сударыня! Вы отдавили мне ногу!
Итак, тюремщик пришел не один.
А надо, надо было это предвидеть! Следовало быть осторожнее,
но что уж теперь… Она рвалась, кусалась и царапалась, но схвативший ее человек
не церемонился: болезненным ударом под ребро заставил согнуться вдвое и
закашляться, а когда она наконец смогла разогнуться и перевести дух, уже
набежал тюремщик и разразился бранью.
Другой разбойник покатывался со смеху, глядя на ее
перекошенное от отвращения лицо. Маша метнула на него возмущенный взор и
неожиданно – факел в руке тюремщика светил достаточно ярко – узнала его. Это
был тот самый парень, который в корчме молча слушал рассказ о прусских
разбойниках, а потом помогал освободить от вещей застрявшую карету! И спутника
его Маша теперь узнала – это угрюмое, полудикое существо, исполненное животной
тупости и звериной злобы.
– Вы следили за мной? Стерегли меня? – выкрикнула она
возмущенно.
– Разумеется, – кивнул молодой. – Я узнал бы вашу колымагу
среди сотен карет по водруженному на ней множеству всякой поклажи!
Вот как? Узнал бы? Стало быть, эти двое ждали в лесу именно
Машину карету? Ну, понятно: когда перегружали вещи в том городишке, нацелились
на чужое добро и напали.
Нет. Зачем им тогда хозяйка всех этих сундуков?..
Самой додуматься до ответа Маше не дали. Ответ ей буквально
бросили в лицо: черный ткнул в какую-то бумагу и прорычал:
– Пиши!
– Погоди, Жако, – успокоил его напарник. – Надобно быть
обходительней с дамой.
Маша взглянула на него повнимательнее. Он был недурен собою,
боек, развязен; речь и манеры выдавали человека более или менее воспитанного и
образованного в отличие от ужасного Жако – когда тот произносил хоть слово,
первым чувством Маши было изумление, что это дикое вообще животное обладает
даром речи. Конечно, ведет в сем дуэте молодой… ну что ж, надобно послушать,
что он скажет.
– Сударыня, я весьма сожалею, что приходится беседовать с
вами в столь неподходящем для этого месте, но, к несчастью, обстоятельства
диктуют нам свою волю, – начал разбойник как по писаному, и Маша подумала, что
перед ней, наверное, какой-то недоучившийся студент или неудачливый стряпчий.
Однако ее весьма заинтересовало словечко «обстоятельства».
Интересно, что же это за обстоятельства такие, которые «диктуют свою волю»?.. И
она вновь со вниманием принялась слушать.
– Жизнь и свобода ваши всецело в руках ваших, – продолжал
разбойник. – Мы подадим вам бумагу и перо, а вы напишете на сей бумаге
несколько слов, после чего сделаетесь полностью свободны от всех забот.
Маша поглядела на него задумчиво. Весьма любопытно, какой
смысл вкладывает он в свои слова?..
– Что я должна написать? – спросила Маша и порадовалась тому
спокойствию, с каким звучал ее голос.
