– О, всего несколько слов! – воскликнул Вайян. – Небольшое
распоряжение: назовете ваше имя и звание, потом распорядитесь о некоем лице… да
что откладывать? – Он сорвал с пояса походную чернильницу, отвинтил крышечку,
достал перо, Жако вновь подал бумагу. Эти разбойники сейчас напоминали
услужливых секретарей, и Маша поняла, что именно написание этой бумаги было
целью ее похищения.
Так они не простые грабители! Их кто-то подослал! И на
почтовой они ее уже выслеживали, уже готовились к нападению!
От этой догадки Машу пробрал озноб, но голос звучал
по-прежнему твердо:
– Распоряжение о некоем лице? Я не понимаю!
– Да что тут понимать, сударыня? – удивился Вайян. – Вы
богаты, а случись что, богатство ваше окажется бесхозным. После же написания
бумаги сей, что бы с вами ни приключилось, все ваше состояние окажется в
надежных руках… увы, не в моих, – покачал он головою, правильно истолковав
издевку, вспыхнувшую в Машиных глазах. – Нет, распоряжение ваше…
– То есть завещание? – уточнила Маша.
Вайян сконфуженно пожал плечами:
– Ежели вы предпочитаете все называть своими именами, то
скажем так. Стало быть, оно будет в пользу другого лица. Но не стоит
огорчаться! Это вполне достойная особа.
Маша отвернулась. Ей не хотелось, чтобы эти негодяи видели
страх на ее лице, а именно страх сейчас охватил все ее существо. Ужас!
Мысли мелькали, мелькали, с поразительной быстротой
выстраивая вопросы, на которые не находилось ответов.
– А если я откажусь? – осторожно спросила она.
– Ну, есть множество способов принудить вас, – ответил
Вайян.
– Например?
– Например, кулаки Жако… мне жаль, поверьте, угрожать даме,
но… – Вайян развел руками. – Нам предписано также морить вас голодом до тех
пор, пока вы не напишете требуемую бумагу. Кроме того, в этом подземелье есть
некий ошейник на цепи… да вот, взгляните, если желаете!
Он подал знак Жако, и тот, подхватив не успевшую даже
пикнуть Машу, втащил ее в залу, откуда она только что выбежала, швырнул на
каменную скамью, а из-под скамьи вытащил широкое железное кольцо, соединенное с
цепью, уходящей куда-то в стену. Затем проворно защелкнул ошейник на Машиной
шее.
От ледяного прикосновения железа Маша едва не лишилась
чувств и какое-то мгновение лежала недвижимо, окаменев от ужаса, но тотчас
привскочила, закричала, забилась как безумная, однако ручищи Жако плотно
прижали ее к скамье, а из пасти, воняющей луком, изверглось:
– Тихо лежи!
– Да, мадам, – кивнул Вайян, стоящий рядом и не без
отвращения взирающий на эту сцену. – Вам придется лежать тихо, если не хотите
умереть мгновенно. В этом-то и смысл сей пытки: при резком движении ошейник
сжимается все туже, а если вы рванетесь и поднимете голову вот так, – он
отмерил над скамьей высоту не более чем в локоть, – то рискуете сломать себе шею.
Вы будете вынуждены лежать неподвижно… а это мучительно, смею вас заверить!
Маша чуть повертела головой. Да и впрямь: тиски сильнее
сдавили горло, однако, как ни странно, это не усилило ее ужас, а, наоборот,
приободрило. Во всяком случае, теперь она была вольна хотя бы в собственной
смерти, а в иных ситуациях смерть – спасение!
– Выходит, я погибну, если сейчас рванусь посильнее?
– Да! – кивнул Вайян.
– И ваша миссия окажется невыполненной?
Он вопросительно вскинул брови.
– Ну как же?! – нетерпеливо пояснила Маша. – Завещание-то
останется неподписанным!..
Вайян и Жако непонимающе переглянулись.
– Да, – кивнул Вайян нерешительно.
– Это произойдет и в том случае, если я предпочту умереть от
голода, но не сдаться. И ведь Жако может забить меня насмерть еще прежде, чем я
распоряжусь в пользу некоего лица, не правда ли?
Вайян прикусил губу.
– Что вы этим хотите сказать? – произнес он чуть ли не
угрожающе.
– Только одно: я не намерена ничего подписывать! – как могла
громко выкрикнула Маша, с каким-то болезненным наслаждением почувствовав
ледяную хватку ошейника.
Вайян пристально смотрел на нее. У этого человека был, по
всему видно, быстрый ум, который правильно оценил Машины слова. Этой парочке
нечего было терять – ни ему, ни ей, – а потому оба они были дерзки друг с
другом и каким-то сверхъестественным чутьем могли сейчас угадывать мысли друг
друга, так что Вайян понимал: его пленница не блефует! Угрозами он сам дал ей в
руки оружие свободы – пусть свободы в смерти! – и она не преминет им
воспользоваться, тем паче что мгновенно сообразила: какой смысл в завещании,
когда завещатель остается жив? Выходило, что смерть ожидала ее в любом случае,
– так тем более стоило бороться!
Ее упорство привело Вайяна в восхищение. Такая молодая,
такая красивая, такая отважная… Но он не дал жалости завладеть сердцем, а
только сделал какой-то неуловимый жест – и в тот же миг Жако придавил Машу к
скамье, а сам Вайян мгновенно расстегнул на ней губительный – и спасительный! –
ошейник.
Маша не смогла удержать слез досады, однако они вмиг высохли
после торопливых, негромких слов Вайяна, в которых звучала искренняя тревога:
– Умоляю вас не плакать, сударыня. Жако ненавидит женские
слезы, он звереет на глазах. Жестокость у него в крови… его брат был казнен как
отцеубийца, так что сами понимаете…
Самое поразительное состояло в том, что он произнес это не
по-французски, а на скверном, но вполне понятном английском! Значит, он не
хотел, чтобы Жако понял. Значит, в их разбойничьем единстве существует малая
трещинка, которую есть надежда расширить!..
Надежда эта, впрочем, тут же и поугасла, ибо чудовище в
одежде из грубой синей холстины, именуемое Жако, медленно повернуло голову и
угрюмо произнесло:
– Ежели ты, паршивец, еще начнешь болтать непотребства или я
чего не разберу, то пришибу одним ударом и эту шлюху тоже не помилую.
– Да ладно тебе, дружище! – примирительно засмеялся Вайян, и
румянец на его щеках заметно полинял. – Я ей сказал только, чтоб она тебя не
злила, мол, у тебя удар крепкий!
– Это точно, – буркнул Жако, рывком поднимая Машу со скамьи
и держа на весу, точно тряпичную куклу. – Ну, чего теперь с ней делать?
Вайян поднял руку, давая знать, что думает.
