Маша оглянулась, увидела, что он приближается… руки его были
совсем рядом! – и с пронзительным воплем так тряхнула Жако, что тот покачнулся
и невольно шагнул в комнату, немного освободив дверь. Маша проскользнула в
открывшуюся щель и ринулась было по коридору, но ее остановил рев, в котором
были страх и боль смертельно раненного зверя. Это был вихрь, ураган звука,
который повалил Машу на пол. Она в ужасе обернулась, уверенная, что Григорий
схватил Жако и тот бьется в страхе, зовет на помощь, однако в отверстом проеме
увидела, что разбойник стоит на коленях, простирая руки… Болото куда-то исчезло
из комнаты, словно бы вмиг высохло со всеми своими змеями и призраками, и
лунная ночь сменилась пасмурным деньком. Маша различила толпу народа,
собравшуюся возле эшафота.
На помосте поник полубесчувственный человек, поддерживаемый
помощниками палача. Он был босиком, полуодет, лицо завешено черным покрывалом.
Из правого плеча хлестала кровь, – отрубленная рука валялась на помосте; а
палач вновь заносил свой топор, чтобы теперь срубить преступнику голову…
– Брат! – взвыл Жако. – Прости меня, брат! Это я, это ведь
я!..
– Ну да, я так и думал, – раздался вдруг спокойный голос, и
Маша даже подскочила от неожиданности.
Рядом с ней стоял Вайян, с любопытством заглядывая в
комнату. В это время голова казненного слетела с плеч, и Жако распростерся на
полу.
– Я так и полагал, что тут дело нечисто! – с видом врача,
изрекающего смертельный диагноз, произнес Вайян. – Наш Жако, разумеется, сам
прикончил своего батюшку ради нескольких золотых, а всю вину каким-то образом
хладнокровно свалил на брата. После пыток его казнили как отцеубийцу, а на долю
Жако остались только пытки совести… тоже весьма мучительные, как видно! – Он
презрительно кивнул на бесчувственное тело своего сообщника и повернулся к
Маше: – А что же привиделось вам, belle dame
[51], когда вы так отчаянно звали
на помощь?
Маша непонимающе воззрилась на него:
– При-ви-де-лось?..
Он с лукавой улыбкою кивнул:
– Да, да, вот именно!
Маша закрыла лицо руками.
– Привиделось… Так это было видение? Не явь?!
Она жалобно воззрилась на Вайяна, и тот успокаивающе взял ее
за руку:
– Ma foi!
[52] Не хотел бы я оказаться на вашем месте!
Вообще-то я не ожидал, что сие испытание окажется столь действенным. Ведь вы
уже готовы были согласиться на все наши условия, и, не войди дурак Жако в эту
отравленную комнату, вы уже сейчас писали бы свое завещание!
– Отравленную комнату? – повторила Маша. – Так, значит…
– Да, да, конечно! – закивал Вайян. – Все дело в maudit
charme, которые навел на вас дым. Человек видит самое страшное, что испытал в
жизни. Этот дьявольский порошок дала нам наша… дал нам наш наниматель, не
сомневаясь, что с его помощью мы добьемся от вас чего угодно, и, ma foi, так
оно и вышло бы, когда б Жако не сплоховал.
– Maudit charme… проклятые чары, – пробормотала Маша, как бы
не в силах понять, что произошло.
Не в силах понять?! А что тут понимать?! Жако подправил
огонь в камине и всыпал туда порошок, рождающий страшные видения! Она едва не
угодила в ловушку, расставленную, надо признать, весьма хитро. Да и кто не
угодил бы на ее месте?! Даже если Жако… Озноб опять пробежал по спине Маши при
воспоминании о призраках, однако она только передернула досадливо плечами:
воспоминаниям и переживаниям она предастся потом, когда на это будет время.
Сейчас же ее куда больше интересовала обмолвка Вайяна: «Наша… наш наниматель…»
Он, конечно, говорил о человеке, который приказал им похитить Машу и добиться,
чтобы она написала это проклятое завещание… и сначала он сказал «la nфtre» –
наша, а не «le nфtre» – наш. La nфtre! Значит, это женщина?..
Догадка мало чем помогла. Ни одной женщины, которая была бы
готова на убийство ради того, чтобы завладеть ее состоянием, Маша не только не
знала, но и представить себе не могла.
Хорошо, об этом она тоже подумает потом, на досуге. Сейчас
же надо ловить удачу: самый страшный из ее стражей лежит в бесчувствии, остался
только один… как бы справиться с ним?
Что делать? Оттолкнуть Вайяна и броситься бежать? В два
счета догонит – да и куда бежать-то? Надо что-то похитрее придумать, как-то
воспользоваться отсутствием Жако! Она в отчаянии обхватила руками плечи, не
зная, что делать.
– Вы совсем замерзли! – заботливо воскликнул Вайян. –
Пойдемте со мной – тут есть одна комната, там тепло, горит огонь.
– Огонь?! – вскинулась в ужасе Маша, но Вайян успокаивающе
улыбнулся:
– Обыкновенный огонь в обыкновенном камине. Вам ничего не
угрожает, поверьте.
Он взял Машу за руку – пальцы у него были теплые, крепкие, и
она даже с радостью ухватилась за них. Пройдя несколько шагов по коридору, они
долго спускались и опять шли коридорами, пока Вайян не толкнул какую-то дверь и
с поклоном не пропустил Машу в небольшую комнату, поменьше той, где она
натерпелась столько страхов, но гораздо чище и уютнее, даже с кроватью в
алькове. В камине пылал огонь, на который Маша сперва взглянула с опаскою, а
потом с радостью протянула к нему руки: от страха она снова озябла.
Вайян хлопотал вокруг нее: набросил на плечи свою куртку с
таким почтительным выражением лица, что Маша не нашлась отказаться; поставил
прямо на полено, которое лизал огонь, ковшик, куда налил вина из кувшина.
Несколько капель упало в огонь, и в воздухе распространился дивный аромат
печеных яблок.
Маша улыбнулась, полузакрыв глаза: печеные яблоки из
любавинского сада! Любимое лакомство ее и Алешки! Но сейчас было не до блаженных
грез.
– Жако тоже придет сюда? – настороженно спросила Маша,
думая: неспроста Вайян так вокруг увивается – не иначе, готовит пленницу к
новому испытанию.
Однако Вайян рассеянно оглянулся:
– Не волнуйтесь. Жако без памяти не меньше часу проваляется,
да еще, будем надеяться, головой стукнулся весьма крепко. Пусть отдохнет. И мы,
– он повернулся к Маше, и в свете пламени сверкнула его лукавая улыбка, – и мы
отдохнем от него!
Он задержал на ней свой взгляд, будто вложил в свои слова
какой-то особый смысл, но Маша, отчего-то смутившись, отвела глаза.
