– Вы только не предупредили, что крупную рыбу-то, может, и
удастся поймать, однако сорвется она с крючка или нет – для живца конец один!
Какое-то время оба молчали. Наконец Корф заговорил:
– Вы рассуждаете как наемник, для которого существует только
одна проблема – цена, – раздался его голос, исполненный презрения. – Это не
есть речь русского патриота! Нарочный из Петербурга передаст вам пакет особой –
подчеркиваю, особой! – важности. Полагаю, вам известно, что Питт-младший
[104]
буквально на днях заключил с Пруссией союзный договор в ущерб интересам России
и Франции. Руки у этого англичанина длинные: они тянутся к Черному морю.
Следующим шагом его должно стать заключение с Францией торгового договора.
Вопрос почти решен. Почти… А наша цель – по возможности быстрее убедить
французов, что не следует поддерживать Турцию против России, им лучше закрепить
за собой все выгоды от торговли с новыми русскими черноморскими портами. Если
мы успеем со своим договором прежде англичан, наши позиции на Черном море
весьма упрочатся. Вот в том конверте, который вам предстоит au secret привезти
в Париж, содержится нечто, способное подорвать престиж Питта в глазах
Монморена, хотя бы на время. Время – вот все, что нам нужно! А на все про все
лишь неделя. Ровно через семь дней Симолин с этими бумагами должен появиться у
Монморена, не то дело наше будет безнадежно проиграно.
– Мне бы хотелось кое о чем спросить, – проворчал собеседник
Корфа, – да с вами, того и гляди, вновь нарвешься на оскорбления.
– Нарветесь! И очень просто! – подтвердил Корф. – Помните:
вы должны уйти отсюда незамеченным. Поэтому оденьтесь как можно проще – будто
банковский клерк или стряпчий. Поедете дилижансом ровно в полдень – находиться
лучше среди людей. Уверен, что за всеми одинокими путешественниками будут
пристально следить. Карета на Берн отправляется от станционной конторы на улице
Марг. Дорога оплачена, место заказано. Прошу не опаздывать.
И далее. Через трое суток вы будете в Берне. Ровно в полдень
следующего дня возле лодочной пристани в Туне вас будет ждать императорский
курьер, переодетый пастором, с плетеной корзиной в руках.
– С корзиною? – переспросил незнакомец, подавив нервический
смешок.
– С корзиною, – невозмутимо подтвердил Корф.
– Что ж, будем надеяться, мне удастся заглянуть в нее!
– Не сомневаюсь в этом. А теперь вам пора уходить, и как
можно скорее! Что такое?..
«Что такое?» относилось к жуткому треску сломавшегося сука,
на котором притаилась Мария.
Ей повезло: падая, она успела ухватиться за ветку пониже и
приникла к стволу в каких-нибудь двух футах от окна кабинета. С прытью, какой
она от себя не ждала и ждать не могла, Мария взлетела – иначе это стремительное
продвижение не назовешь! – на самую верхушку каштана, понимая: искать того, кто
учинил этот треск, Корф и его гость будут на земле, но уж никак не в
поднебесных высотах!
Две головы показались в окне: одна тщательно причесанная,
даже слегка напудренная – Корф, очевидно, вовсе не ложился в эту ночь; другая –
тоже без парика, с гладко прилизанными, стриженными в кружок волосами.
– Похоже, никого, – прошептал незнакомец, резко поводя левым
плечом, словно кафтан жал ему под мышкою.
– Сук обломился, – с облегчением вздохнул Корф. – Будем
надеяться, он убился насмерть и никому не скажет о том, что услышал!
– А вы шутник, как я погляжу, – проворчал незнакомец.
Потом до Марии донесся стук оконной рамы – окно закрыли.
Только теперь она наконец-то перевела дух.
* * *
Оставалось самое малое: спуститься так, чтобы Корф этого не
заметил. Еще решит, что неверная жена за ним шпионит и лезет в его дела.
Симолин до сих пор багровел от ярости, вспоминая, как кричал на него забывший
всякую субординацию и обыкновенную вежливость дипломатический агент Корф после
музыкального вечера у баронессы д’Елдерс; Мария даже предполагать боялась, что
сделает с нею Корф, поймав за подслушиванием.
Но как иначе попасть в дом, если не спускаться?
Она перебралась на другую сторону дерева – и задрожала от
радости, увидав распахнутые створки какого-то окна. Ветки простирались до
самого подоконника, и Мария добралась до него с такой ловкостью, словно всю
жизнь только и занималась лазанием по деревьям.
«Нужда заставит – так и выше головы подпрыгнешь!» – подумала
она, криво усмехнувшись.
Перекинув одну ногу через подоконник, Мария на мгновение
замерла. Это была комната Николь!
Тягостные воспоминания о проведенной здесь ночи нахлынули с
такой силой, что у Марии закружилась голова и она едва не свалилась с
подоконника вниз, на траву. Только этого ей не хватало!
К счастью, постель Николь оказалась пуста, дверь в туалетную
комнату была распахнута, но там тоже никого.
Мария перескочила в комнату и со всех ног бросилась к двери.
Пулей пролетела по коридору, приостановилась снять сапожки – иначе не
спуститься с лестницы бесшумно – и тут увидела Николь.
Бывшая горничная в розовом неглиже и чепце стояла у высокого
и узкого стрельчатого окошка на лестничной площадке и осторожно выглядывала на
улицу, пытаясь что-то там разглядеть.
Мария прошмыгнула мимо, не замеченная, и только в своей
комнате спохватилась: а что, интересно, делала Николь в коридоре? Кого
выслеживала из окна? Уж не раннего ли гостя барона?
Холодок пробежал по спине, однако Мария пренебрежительно
отмахнулась от нелепых подозрений: скорее всего Николь хотела убедиться, что
чуть свет от Корфа украдкой уходил именно гость, а не гостья! Уж не дала ли
привязанность барона к бывшей субретке некоторую трещину?..
От этого предположения настроение Марии тотчас поднялось, и
она, присев перед зеркалом, принялась вычесывать из волос древесный мусор и
паутину – бог весть чего на себя насобирала, лазая по каштану.
* * *
Однако она никак не могла успокоиться после этой утренней
истории. Ни прогулка в Булонском лесу, ни визит портнихи не смогли изгнать из
памяти обреченность, прозвучавшую в голосе незнакомца:
«У нас в России это называется ловить на живца!»
