– Ты что, спятил, Джордж? – досадливо прошептал Эрлах. – Что
тебе проку в этой сухореброй невесте Христовой?!
Мария безотчетно провела пальцами по боку. Ничего себе,
сухоребрая!
– Спокойно, Майкл! – усмехнулся тот, кого назвали Джорджем.
– Удача на нашей стороне! Я был уверен, что русские не могли не иметь запасного
варианта – Корф слишком умен и хитер! Неистовый человек.
Мария приподняла брови. Неистовый?!
– Как только курьер был убит, его место в дилижансе заняла
молодая монахиня, – продолжал Джордж. – Она якобы ехала в Берн к умирающей
тетке, но в Берне не задержалась и на минуту. Я упустил ее в городе, но один из
пассажиров, какой-то олух, нагруженный книгами, сказал мне, что она
расспрашивала его о дороге на Тун, интересовалась и твоим трактиром. Это она и
есть, та, кого мы ищем, кто приведет нас к русскому связному!
– Баба-шпионка? – с отвращением в голосе пробормотал
трактирщик. – Тьфу!
– Эй, поосторожнее! – усмехнулся Джордж. – А как насчет
нашей прекрасной Этты?
– Тысяча извинений! – Майкл Эрлах как бы сорвал с головы
воображаемую шляпу. – Миледи вне критики. Она одна-единственная. Эта же девка
была так измучена, что едва добралась до постели. Возьмем ее голыми руками и…
– Никого мы брать не будем! – перебил Джордж. – Наше дело –
выявить русского связного. Наверняка у них встреча на Тунской пристани, но ты
же знаешь, сколько там бывает народу! Попробуй отыщи там того, кто нам нужен. А
эта крошка приведет нас прямиком к нему.
Эти двое обсуждали свои планы совершенно спокойно, не
опасаясь, что здесь, в сердце Швейцарских Альп, отыщется человек, знающий язык
далекой туманной страны!
– Мне надо поспать хотя бы час, Майкл, – широко зевнул вновь
прибывший. – Ты уверен, что девчонка не сбежит?
– Куда? – усмехнулся Эрлах. – И в чем? Моя горничная до
полуночи возилась с ее сорочкою и платьем. Не голышом же ей бегать по горам?
Мария покачала головой. «Big mistake!» – большая ошибка, как
говорят англичане. Он ничего не знает о черном платье – ну что ж, пусть ждет до
утра, когда простодушная монахиня проснется, готовая продолжать свое
«паломничество»! Хотелось тотчас же выскочить в окошко и броситься в лес,
однако ей хватило выдержки – пусть улягутся, уснут…
Через какое-то время, решив, что трактирщик и гость уже
спят, она совсем было изготовилась бежать, однако напряженным слухом уловила
легкие, крадущиеся шаги у двери. Эрлах все-таки решил проверить, на месте ли
она!
В мгновение ока Мария содрала с себя платье, бросила его под
кровать и прыгнула в постель, выпростав из-под перин (одеял здесь не водилось)
голую руку.
Ей стоило нечеловеческих усилий сдержать дрожь ужаса, когда
горячее дыхание коснулось ее плеча.
Эрлах потоптался у кровати – ему явно не хотелось уходить,
но, видимо вспомнив о холодной ванне Рейнбаха, где купаются с камнем на шее,
пересилил похоть.
– Не такая уж она и сухоребрая! – услыхала Мария его шепот.
Потом дверь спальни тихонько затворилась, и ключ повернулся
в замке.
– Спасибо за комплимент, – усмехнулась «монахиня».
Она поспешно надела черное платье, обулась и туго окрутила
вокруг головы косу. Да, и не забыть о деньгах!
Она уже перекинула ногу через подоконник, когда сердце ее
упало: мыслимо ли – тайком проскользнуть через этот сияющий в лунном свете
двор?! Мария молитвенно сложила руки – и тихонько вскрикнула от радости, когда
невесть откуда взявшееся черное облачко заволокло луну.
Длилось сие невероятное затмение не более двух минут, но
Марии этого вполне хватило: спуститься по бревенчатой стене было раз плюнуть;
перелезть через забор – то же самое. Она даже не успела испугаться, что ей
сейчас придется идти по незнакомой дороге в кромешной тьме, – луна снова
засияла на небе.
– Спасибо тебе, милая, голубушка, красавица моя! –
прошептала Мария и вприпрыжку побежала по узкой горной дороге на восток к
Тунскому озеру.
* * *
Утро застало Марию в пути. Издалека доносился ровный,
грозный гул, наверное, там шумел один из знаменитых швейцарских водопадов,
возможно зловещий Рейнбах, но Мария побоялась свернуть с дороги и потерять
время, любуясь красотами природы. Попавшуюся на пути деревню она обошла
стороной, опасаясь, что преследователи могли обогнать ее кратчайшей дорогою и
теперь подкарауливают.
Между тем погода постепенно портилась, и когда Мария, так
ничего и не придумав, добрела до деревушки Унтерзеен, откуда, как ей объяснили,
ходила почтовая лодка в Тун, вершины гор скрылись в тяжелых, темных облаках. Ни
Эрлаха, ни кого-либо, похожего на человека по имени Джордж, на пристани не
было.
Лодочник закричал:
– Кому в Тун – садитесь скорее! Еще час – и начнется буря. Я
сейчас отчаливаю.
Три крестьянки, ожидавшие на берегу, подхватив свои корзинки
и юбки, бросились наперегонки к лодке.
Их опередили два молодых пастуха, распространявшие вокруг
себя острый запах своих козьих безрукавок. Впрочем, как выяснилось, они спешили
только для того, чтобы помочь почтенным матронам взойти в качающуюся лодку. Не
обошли помощью и Марию. Она не сводила глаз с дороги, круто спускавшейся с
горы, с замиранием сердца ожидая, что на ней вот-вот появятся преследователи…
«Господи! Господи, помилуй!» – твердила непрестанно и только тогда вздохнула
свободно, когда лодочник оттолкнулся веслом от берега и умело направил свою
осадистую посудину по неспокойным водам.
И тут Мария заметила, что любопытные взоры ее попутчиков как
бы приклеились к ней. Ей оставалось лишь вообразить, какое дивное зрелище она
представляет: в уродливом черном платье явно с чужого плеча, вся в поту и в
пыли, с нечесаной косой. Право, если бы в сих местах были женские
исправительные учреждения, Мария являла бы собою типичный портрет беглянки
оттуда!
Да она и была беглянкою… Впрочем, нет, не только! Она едет
за бумагами, которые подорвут престиж Англии, которые укрепят позиции России в
черноморских портах! Она здесь не просто так – одяжка
[106] какая-нибудь. Она –
курьер, вернее, нарочный, у нее высокая миссия!
