Дедушка кивнул:
— К несчастью, ты прав. Очень похоже на Дом Грея. На
месте убийства ничего не обнаружено — ни медальонов, ни каких-то иных следов,
которые могли бы привести к преступнику. Но полиция еще работает. — Он
пристегнул телефон к поясу, не без труда справившись с замком своими артритными
пальцами. — Этот случай отводит подозрения от Дома Кадогана и направляет
их на Грея. Никто не хочет сделать ставку на то, что там, где напали на Мерит,
не осталось улик, указывающих на Дом Наварры?
Все трое мрачно посмотрели на меня.
— Можно спросить у Этана, — сказала я. — Но
мне он ничего не говорил.
Хотя Салливан мог иметь свои резоны не сообщать мне деталей.
Ведь он до сих пор не уверен в моей верности.
— Если там что-то и было, — заметил Катчер, —
это не означает, что улика указывает на преступника. — Я готов съесть свою
правую руку, если обнаружится, что к убийству причастен Скотт Грей или
кто-нибудь другой из его Дома. У них дружная команда и совершенно безобидная.
— Да, вряд ли это они, — согласился дед.
— Но и никаких улик, указывающих на бродячего вампира,
тоже нет, — вставила я.
— Это не совсем так, — возразил дедушка. —
Как только полицейские узнали о бейсбольном свитере, они послали пару офицеров
к Грею. Когда те прибыли по адресу, на входной двери обнаружилась записка.
Скотт еще не видел ее: у них нет наружной охраны, — возможно, они считают,
что Дом образован относительно недавно и еще не нажил себе врагов. Их
сообществу всего три года.
Катчер нахмурился и скрестил руки на груди:
— Что же было в записке?
— Что-то вроде стишка… «Чья хата с краю? В окне огонь
потухнет. Дьявол придет, система рухнет».
— Как это ужасно, — невольно поморщилась я.
— Под словом «хата» они подразумевали Дома? —
спросил Джефф. — Сами нападения вроде бы указывают на вампирские Дома, но
записка определенно намекает на участие бродяги.
— Или, — продолжила я, — если придерживаться
теории, что здесь замешан бродяга, убийства должны привлечь внимание полиции, а
угроза направлена в адрес вампирских Домов.
Дедушка задумчиво кивнул:
— Очень похоже.
Катчер взял со стола блокнот, прочел записи, сделанные
дедом, и нахмурился:
— Не нравится мне все это. Слишком откровенно. Мне
очень не нравился найденный в первом случае медальон, а эта бейсбольная форма
нравится еще меньше. И записка, если она оставлена бродягой, довольно
подозрительная. Должны же они понимать, что такое послание свидетельствует о
том, что убийца не принадлежит ни к одному из Домов, что это бродяга. Но зачем
подбрасывать улики и ставить под удар Дома, а потом наводить подозрения на
самих себя?
— Это зависит от бродяги, — предположил
дедушка. — Если убийца намеревался причинить ущерб Домам, записка может
означать следующее: «Эй, смотрите, что я провернул под самым вашим носом, хотя
и действовал в одиночку». Может, они не рассчитывают на то, что вампиры
передают информацию копам?
Катчер провел рукой по своим коротко подстриженным волосам.
— Какова бы ни была подоплека происходящего, Салливан
должен об этом знать. Домам надо бы собрать всех бродяг, постараться выяснить,
кто стоит за всеми убийствами, пригрозить карами или назначить награду за
информацию. Они обожают подобную торговлю. Не понимаю, почему они до сих пор
этого не сделали.
— Потому что сделка с бродягами означала бы признание
их влиятельности, — пояснил Джефф. — Объединившиеся в Дома вампиры
были бы вынуждены признать тех, кто отверг их систему, и попросить у них помощи.
Ни Этан, ни Селина на такое не пойдут. Грей, может быть, и согласился бы, но
только не эти двое. У них слишком долгая память.
Дедушка взял блокнот, встал и направился к выходу.
— Ты прав — им надо договариваться. Хотя бы по той
причине, что время поджимает. Между смертью Портер и нападением на Мерит прошла
неделя, а через девять дней после Мерит пострадала еще одна девушка. Слишком
доходчиво, чтобы…
— Да, у нас мало времени, — согласилась я. —
Ты хочешь сказать, что за десять дней может произойти еще одно нападение?
Дедушка медленно выдохнул, потом закинул руки за голову.
— Может, и так, малыш. Не завидую я полицейскому
департаменту. — Он невесело усмехнулся мне. — Прости, не хотелось бы
тебя прогонять, но нам пора приниматься за телефонные звонки. Надо поставить в
известность Дома Ладогана и Наварры и поговорить с моим информатором.
— Спасибо за ужин, — сказал Джефф.
— Не стоит. — Я заглянула в коробку, обнаружила
там еще несколько кусочков, но поняла, что аппетита по-прежнему нет. —
Доедайте, — сказала я, — коробку оставляю вам.
— Да, чуть не забыл! — воскликнул Джефф, исчезая
под столом. — У меня для тебя кое-что есть.
Он примерно минуту копался в столе и вынырнул с зеленой
армейской полотняной сумкой в руке. Джефф протянул свою находку мне, и я удивленно
заглянула внутрь.
— Что ты хочешь этим сказать, Джефф? — спросила я,
увидев пачку заостренных деревянных колышков.
— Только то, что предпочитаю видеть тебя живой.
Я забросила ремень на плечо и весело подмигнула ему:
— Тогда спасибо.
Он просиял улыбкой. Джефф был сущим ребенком, но ребенком
хорошим. Катчер поднялся:
— Провожу.
Я обняла дедушку, помахала на прощание рукой и улыбнулась
Джеффу и вслед за Катчером пошла к выходу. Отключив замок, он открыл дверь,
выпуская меня.
— На этой неделе держись поближе к охранникам, —
предостерег он меня. — Если этот маньяк попытается тебя прикончить,
применяй прием номер три.
Я вздрогнула и поправила на плече ремень армейской сумки.
— Спасибо, успокоил.
— Я не собираюсь тебя успокаивать, девочка. Я хочу,
чтобы ты осталась в живых.
— Ты хочешь спать с моей соседкой.
Он улыбнулся так широко, что на левой щеке появилась ямочка.
— И это тоже, если, конечно, смогу изменить ее взгляды
на жизнь.
Я вышла с улыбкой на губах, радуясь, что во всех этих
сверхъестественных передрягах нашла себе друзей, которые помогают мне все
преодолеть. Нашла новую семью, несмотря на генетическую перестройку.
Машина завелась, и я поехала домой, опустив стекла, стараясь
удержать эту улыбку и душевное спокойствие, предоставляя весеннему ветерку и
тихой музыке развеять все мои тревоги.
Случалось ли вам переживать момент, когда среди туч сомнения
проглядывала догадка, что ты находишься в правильном месте? Что ты на верном
пути? Может быть, сознание того, что ты пересекла границу, преодолела барьер или,
карабкаясь на непреодолимую вершину, вдруг поняла, что оказалась уже на
противоположной стороне? Случалось ли наслаждаться теплой ночью и прохладным
ветерком, когда улицы вокруг напевают тебе негромкую мелодию? Когда ты
чувствуешь весь мир вокруг и ощущаешь себя его частицей — аккордом в его
мелодии — и все хорошо.
