— Дом с башней… Я живу там почти десять лет, но в доме
нет ничего странного.
Женщина снова улыбнулась и, пристально посмотрев мне в
глаза, наклонилась и поцеловала в щеку. Губы у нее были холодны, как у мертвой.
Дыхание отдавало увядшими цветами.
— Скорее вы не посмотрели там, где следует, —
прошептала она мне на ухо. — Скорее всего плененная душа — это ваша душа.
И тогда она развязала платок, замотанный вокруг горла, и я
увидел большой уродливый шрам на шее. Теперь ее улыбка была злорадной, а глаза
горели жестокостью и насмешкой.
— Скоро встанет солнце. Уходите, пока можете, —
сказала Ведьма из Соморростро, поворачиваясь ко мне спиной и вновь устремив
взгляд на огонь.
Мальчик в черной одежде появился на пороге и протянул мне
руку, давая понять, что мое время истекло. Я встал и последовал за ним.
Случайно повернув голову, я испугался, не узнав собственное отражение в
зеркале, которое висело на стене. В этом зеркале также была видна сгорбленная
фигура старухи, одетой в лохмотья, сидевшей у очага. Ее мрачный, недобрый смех
провожал меня до порога.
17
Занимался рассвет, когда я вернулся в дом с башней. Замок на
двери, выходившей на улицу, был взломан. Я толкнул дверь рукой и вошел в
вестибюль. Металлические части запора с обратной стороны двери дымились,
издавая едкий запах. Кислота. Я медленно поднимался по ступеням, убежденный,
что столкнусь с Марлаской в полумраке на лестничной площадке или, повернувшись,
увижу позади его ухмыляющееся лицо. Преодолевая последний пролет лестницы, я
заметил, что замочная скважина верхней двери тоже носит следы воздействия
кислоты. Сунув в отверстие ключ, я около двух минут вынужден был воевать с
заклинившим замком. Он явно не поддался усилиям взломщиков, хотя и был
испорчен. Вытащив ключ, изъеденный кислотной субстанцией, я рывком распахнул
дверь. Оставив ее открытой за спиной, я прошел в глубь коридора, не снимая
пальто. Достав пистолет из кармана, я открыл барабан, вытряхнул пустые
отстрелянные гильзы и заменил их новыми патронами — я много раз видел, как
проделывает эту операцию мой отец, вернувшись под утро домой, и теперь в
точности повторил его движения.
— Сальвадор? — крикнул я.
Подхваченный эхом, мой голос разнесся по всему дому. Я взвел
курок и прошел через коридор до последней комнаты в его конце. Дверь была
приоткрыта.
— Сальвадор? — снова позвал я.
Я наставил револьвер на дверь и открыл ее ударом ноги. В
комнате Марласки не оказалось, только старые коробки и прочий хлам по-прежнему
громоздились кучей вдоль стены. Я вновь почувствовал специфический запах,
казалось, сочившийся сквозь стены. Я приблизился к шкафу, занимавшему дальнюю
стену. Распахнув дверцы, я раздвинул старую одежду, висевшую на вешалках. Сырой
и холодный воздух, сквозивший из дырки в стене, коснулся моего лица. Что бы
Марласка ни спрятал в доме, оно находилось за этой стеной.
Я положил револьвер в карман и снял пальто. Нащупав край
шкафа, я сунул руку в зазор между каркасом и стеной. Мне удалось зацепиться за
угол, и я дернул шкаф на себя изо всех сил. Первым рывком я сдвинул конструкцию
с места всего на несколько сантиметров, но это позволило ухватиться за заднюю
стенку покрепче, и я снова поднатужился. Шкаф подался почти на пядь. Я
продолжал тянуть и толкать тяжеленный каркас, пока наконец не открылась взору
стена за ним. Я сумел протиснуться в образовавшуюся щель и, навалившись с
противоположной стороны плечом, полностью сдвинул шкаф к соседней стене. Я
перевел дух и принялся изучать стену. Покрашенная охрой, она отличалась по
цвету от остальных стен. Под краской поверхность стены была покрыта чем-то вроде
неотшлифованной глины. Я постучал по стене костяшками пальцев. Раздавшийся при
этом звук не оставлял места сомнениям. Эта стена не являлась капитальной. И за
ней что-то было. Я прижался ухом к стене и прислушался. И вдруг послышался
шорох. В коридоре зазвучали шаги, и они приближались… Я медленно отступил от
стены и протянул руку к пальто, брошенному на стул, чтобы взять револьвер. У
порога вытянулась чья-то тень. Я затаил дыхание. Человек осторожно заглянул в
комнату.
— Инспектор… — пробормотал я.
Виктор Грандес холодно мне улыбнулся. Наверное, они часами
подкарауливали меня в каком-нибудь подъезде на улице.
— Делаете перестановку, Мартин?
— Навожу порядок.
Инспектор обвел взглядом кучу из одежды и ящиков, валявшуюся
на полу, сдвинутый с места шкаф и молча кивнул.
— Я попросил Маркоса и Кастело подождать внизу. Я
собирался постучать, но вы оставили дверь открытой, и я позволил себе войти. Я
сказал себе — уважаемый Мартин, наверное, ждет меня.
— Чем могу служить, инспектор?
— Не откажите в любезности, проводите меня до
комиссариата.
— Я арестован?
— Боюсь, что так. Вы не станете доставлять мне хлопот,
или вас придется уводить силой?
— Нет, — заверил я его.
— Весьма признателен.
— Можно взять пальто? — спросил я.
Грандес мгновение смотрел на меня в упор. Потом взял пальто
и помог мне его надеть. Я чувствовал на бедре тяжесть револьвера. Я спокойно
застегнул пуговицы. Прежде чем покинуть комнату, инспектор бросил последний
взгляд на оголенную стену. Потом он кивком велел мне выйти в коридор. Маркос и
Кастело поднялись на лестничную площадку и ждали с торжествующими улыбками. В
конце коридора я остановился на мгновение и обернулся, чтобы взглянуть на свой
дом, словно ухнувший в колодец темноты. Я не испытывал уверенности, что
когда-нибудь снова увижу его. Кастело достал наручники, но Грандес отрицательно
покачал головой:
— В этом нет необходимости, не так ли, Мартин?
Я кивнул. Грандес отворил дверь и подтолкнул меня несильно,
но твердо к лестнице.
18
На сей раз не было ни эффекта неожиданности, ни мизансцен в
стиле тремендизма,
[58]
ни гулких сырых и темных подвалов. Меня
привели в просторное светлое помещение с высокими потолками. Оно навевало мысли
о религиозном колледже для богатых с большим распятием у входа. Комната
располагалась на втором этаже полицейского управления, и из окон можно было
увидеть людей и трамваи, начавшие утреннее дефиле по Виа-Лайетана. В середине
комнаты стояли два стула и металлический стол. Они казались крошечными, теряясь
в обширном пустом пространстве. Грандес проводил меня к столу и потребовал,
чтобы Маркос и Кастело оставили нас наедине. Полицейские подчинились приказу с
большой неохотой и не сразу. Можно было почуять вкус ярости, которой они оба
дышали. Грандес дождался их ухода и вздохнул с облегчением.
