— Мне нужна Мария-Антония Санауха, — сказал я.
— Вы врач? — спросил он.
Я оттолкнул его и вошел. Планировка этажа не отличалась
оригинальностью: гроздья узких и темных комнат теснились по обеим сторонам
длинного коридора, упиравшегося в большое окно, выходившее в световой колодец.
Зловоние, распространявшееся от водопроводных труб, отравляло воздух. Человек,
открывший мне дверь, в растерянности замер на пороге. По-видимому, это был один
из постояльцев пансиона.
— Где ее комната? — спросил я.
Он молча смотрел на меня с невозмутимым выражением. Я
вытащил револьвер и помахал им перед его носом. Человек, не теряя спокойствия,
указал на последнюю дверь по коридору рядом с отдушиной светового колодца. Я
направился в ту сторону и, обнаружив дверь запертой, принялся взламывать замок.
Остальные жильцы высыпали в коридор — сонм потерянных душ, будто бы годами не
видевших солнечного света. Я вспомнил дни, когда сам бедствовал и жил в
пансионе доньи Кармен. И прежнее мое жилище показалось новым отелем «Ритц» по
сравнению с этим убогим чистилищем, которое являлось лишь одной из многих ячеек
в сотах Раваля.
— Возвращайтесь к себе, — велел я.
Меня словно никто не услышал. Я вскинул руку, демонстрируя
оружие. В следующее мгновение все разбежались по комнатам, точно испуганные
мыши, кроме рыцаря печального образа. Я вновь сосредоточил усилия на двери.
— Заперто изнутри, — пояснил постоялец. — Она
не выходила весь день.
Запах, навевавший ассоциации с горьким миндалем, сочился из
щели под дверью. Я несколько раз грохнул в дверь кулаком, но отклика не
последовало.
— У домохозяйки есть универсальный ключ, — проявил
инициативу постоялец. — Если вы подождете… Полагаю, я вернусь быстро.
Вместо ответа я отступил к противоположной стене коридора и
с разбегу навалился на дверь. Замок не выдержал натиска и подался. Едва я
очутился в комнате, мне в ноздри ударил кислый тошнотворный смрад.
— Боже мой, — прошептал постоялец за моей спиной.
Бывшая звезда Паралело лежала, вытянувшись, на койке,
бледная и покрытая испариной. Губы у нее почернели. Увидев меня, она
улыбнулась. В руках она судорожно сжимала склянку из-под яда. Она выпила отраву
до последней капли. Тяжкий запах ее дыхания, крови и рвоты наполнял комнату.
Постоялец зажал ладонью рот и нос и ретировался в коридор. Ирене Сабино
корчилась у меня на глазах, тогда как яд разъедал ее внутренности. Смерть не
спешила к ее смертному ложу.
— Где Марласка?
Она посмотрела на меня мутным взглядом сквозь слезы агонии.
— Я больше ему не нужна, — сказала она. — Он
никогда меня не любил.
Голос был хриплый и скрежещущий. Приступ сухого кашля исторг
из ее груди душераздирающий стон, и в следующее мгновение на губах выступила
темная жидкость. Ирене Сабино взирала на меня, с огромным усилием цепляясь за
едва теплившуюся в ней жизнь. Схватив меня за руку, она лихорадочно стиснула
ее.
— Вы прокляты, как и он.
— Что я могу сделать?
Она медленно покачала головой. Новый приступ кашля сотряс ее
грудь. Сосуды в глазах полопались, и белки покрылись сеткой кроваво-красных
прожилок.
— Где Рикардо Сальвадор? Он лежит в могиле Марласки, в
мавзолее?
Ирене Сабино качнула головой. Губы беззвучно произнесли одно
слово: «Хако».
— А где тогда Сальвадор?
— Он знает, где вы. Он вас видит. Он придет за вами.
Я решил, что у нее начался бред. Пальцы, сжимавшие мою руку,
слабели.
— Я любила его, — сказала она. — Он был
хорошим человеком. Хорошим. Тот, другой, его изменил. Он был хорошим человеком…
Мучительный стон страдающей плоти слетел с ее губ, тело
свело судорогой. Ирене Сабино умерла, глядя мне в глаза, и унесла с собой
навсегда тайну Диего Марласки. Я остался последний.
Я закрыл ее лицо простыней и вздохнул. Постоялец, стоявший
на пороге комнаты, перекрестился. Я огляделся, пытаясь найти хоть что-нибудь,
что могло помочь мне, какой-нибудь знак, указание, каким должен быть мой
следующий шаг. Ирене Сабино провела последние дни в каморке длиной четыре метра
и шириной не больше двух. Железная кровать, на которой покоилось ее тело, шкаф
с противоположной стороны и столик у стены — вот и вся обстановка. Под койкой,
рядом с ночным горшком и шляпной картонкой, виднелся чемодан. На столе стояли
тарелка с хлебными крошками и кувшин с водой. Там же лежала стопка чего-то, что
я издали принял за почтовые открытки и оказавшееся при ближайшем рассмотрении
бумажными иконками с изображениями святых и извещениями о смерти и похоронах.
Еще был предмет, завернутый в белую ткань, по форме напоминавший книгу. Я
развернул его и обнаружил экземпляр «Шагов с неба», который я надписал для
сеньора Семпере. Сострадание, которое я почувствовал, глядя на агонию
несчастной, испарилось бесследно. Женщина убила моего близкого друга, чтобы
отнять поганую книгу. Я вдруг вспомнил, что сказал мне Семпере, когда я впервые
переступил порог его лавки. А он сказал, что в каждой книге живет душа — душа
написавшего ее человека и всех тех, кто ее читал и мечтал над ней. Семпере
умер, не изменив своей вере, и он успел понять, что Ирене Сабино, на свой лад,
тоже в это верит.
Перечитав посвящение, я перелистал книгу. Первую пометку я
нашел на седьмой странице. Бурые стрелки исчеркали лист, образуя шестиконечную
звезду, точно такую же, как Ирене Сабино вырезала у меня на груди лезвием
бритвы несколько недель назад. Я определил, что линии начертаны кровью. Я стал
перелистывать страницы дальше и увидел новые рисунки. Губы. Рука. Глаза.
Семпере пожертвовал жизнью ради примитивного глупого колдовства, достойного
ярмарочного балагана.
Я спрятал книгу во внутренний карман пальто и опустился на
колени подле постели. Вытащив из-под кровати чемодан, я вывалил содержимое на
пол. Там хранились только поношенная одежда и стоптанные туфли. Я открыл
шляпную картонку и обнаружил там кожаную шкатулку, где лежало бритвенное
лезвие, которым Ирене Сабино нанесла знаки, украшавшие теперь мою грудь.
Внезапно по полу пролегла тень, и я резко повернулся, вскинув револьвер на
изготовку. Высокий тощий постоялец взирал на меня с оттенком удивления.
— Мне кажется, у вас появилась компания, — просто
сказал он.
Я выскочил в коридор и подошел к двери. Выглянув на
лестничную клетку, я услышал тяжелые шаги, поднимавшиеся по ступеням. В проеме
мелькнула голова, задранная вверх, и я натолкнулся на взгляд сержанта Маркоса,
стоявшего двумя этажами ниже. Он исчез, и шаги ускорились. Он явился не один. Я
захлопнул дверь и привалился к ней, лихорадочно соображая. Мой сообщник смотрел
на меня без паники, но выжидательно.
— Есть здесь какой-нибудь другой выход? — спросил
я.
Он покачал головой.
— Выход на асотею?
