— Несколько месяцев назад я побывал в Париже. Там я имел
возможность навести справки об издательстве, о котором вы не так давно
расспрашивали почтенного Семпере, — сказал Барсело.
— Издательство «Люмьер».
— Именно. Хотелось бы, конечно, раскопать побольше, но,
к сожалению, с тех пор, как издательство закрылось, никто не получал каталогов,
и мне было трудно наскрести что-то существенное.
— Вы говорите, оно закрылось? Когда?
— В тысяча девятьсот четырнадцатом, если мне не
изменяет память.
— Вы, наверное, ошибаетесь.
— Нет, если речь идет об издательстве «Люмьер» на
бульваре Сен-Жермен.
— Да, о нем.
— Послушайте, а я ведь записал все для верности, чтобы
ничего не перепутать при встрече с вами.
Барсело покопался в ящике письменного стола и вытащил
маленькую записную книжку.
— Вот у меня отмечено: «Издательство „Люмьер“, издание
религиозной литературы с филиалами в Риме, Париже, Лондоне и Берлине.
Основатель и издатель Андреас Корелли. Дата открытия первого предприятия в
Париже 1881 год».
— Невозможно, — пробормотал я.
Барсело пожал плечами:
— Вероятно, я ошибаюсь, но…
— Вам удалось побывать в конторе?
— На самом деле я попытался, поскольку моя гостиница
находилась напротив Пантеона, рядом с тем местом. Прежнее помещение
издательства находилось ближе к южному концу бульвара, между rue Сен-Жак и
бульваром Сен-Мишель.
— И что?
— Здание стоит пустое и заколоченное. Похоже, в нем был
пожар или что-то вроде. Единственное, что сохранилось в целости и
сохранности, — это дверной молоток, вещица воистину элегантная, в форме
ангела. Настоящая бронза, клянусь. Я бы его унес, если бы на меня не косился
жандарм, и у меня не хватило духу спровоцировать дипломатический конфликт,
чтобы, не дай Бог, Франция снова не вторглась к нам.
— Учитывая общую картину, французы скорее всего сделали
бы нам одолжение.
— Кто знает… Однако, возвращаясь к нашей теме… Увидев,
в каком запушенном состоянии дом, я поспрашивал в ближайшем кафе, и мне
сказали, что здание стоит в таком виде больше двадцати лет.
— Вам удалось узнать что-нибудь об издателе?
— Корелли? Насколько я понял, издательство закрылось
потому, что он решил отойти от дел, хотя в тот момент ему будто бы не
исполнилось и пятидесяти. Кажется, он поселился на вилле на юге Франции, в
Любероне, где вскоре умер. По слухам, его укусила змея. Ядовитая гадюка. Вот
вам и тихая жизнь в Провансе.
— Вы уверены, что он умер?
— Пер Колиньи, бывший конкурент Корелли, показывал мне
извещение о смерти. Колиньи вырезал его из газеты и вставил в рамку как трофей.
По собственному признанию Колиньи, он смотрит на некролог каждый день, чтобы
убедиться, что проклятый ублюдок мертв и похоронен. Передаю его слова
буквально, хотя по-французски они звучат намного изящнее и музыкальнее.
— Колиньи не обмолвился, не было ли у издателя сына?
— У меня сложилось впечатление, что Колиньи не горел
желанием вспоминать об этом Корелли. Он улизнул от меня при первой возможности.
Вроде бы случился какой-то скандал из-за того, что Корелли переманил у него
одного из авторов, некоего Ламбера.
— Как это вышло?
— Самое забавное, что Колиньи даже никогда не
встречался с Корелли. Все их знакомство сводилось к деловой переписке.
Загвоздка заключалась в том, на мой взгляд, что monsieur Ламбер подписал
контракт на книгу для издательства «Люмьер» за спиной Колиньи, обладавшим
исключительными правами на его произведения. Ламбер был заядлым курильщиком
опиума и обременен долгами. Деньгами, которые он был должен, он мог бы
вымостить rue Риволи из конца в конец. Колиньи подозревал, что Корелли
предложил ему астрономическую сумму, и бедняга, стоявший на пороге смерти,
согласился, поскольку хотел обеспечить своих детей.
— А что за книга?
— Нечто религиозного содержания. Колиньи упомянул
название, какое-то латинское, но оно выскользнуло из памяти. Вы же знаете, что
все богословские труды на один лад. «Рах Gloria Mundi»
[41]
или
что-то похожее.
— И что произошло с книгой и самим Ламбером?
— Вот в том-то и дело. Похоже, несчастный Ламбер в
припадке помешательства хотел сжечь рукопись и тоже был охвачен пламенем. Это
произошло в стенах самого издательства. Многие считали, что от опиума у него
окончательно помутился рассудок, однако Колиньи подозревал, что виновником
трагедии был Корелли. Будто бы он подтолкнул бедолагу к самоубийству.
— Зачем ему было это делать?
— Бог его знает. Может, Корелли не захотел выплачивать
автору сумму, которую посулил ему. А может, вся драма — лишь плод воображения
Колиньи. Он, между нами, воздает должное «Божоле» двенадцать месяцев в году. Да
вот вам пожалуйста, за подтверждением далеко ходить не надо. Представьте, Колиньи
заявил мне, что Корелли собирался убить его, чтобы освободить от обязательств
Ламбера, и оставил в покое только тогда, когда издатель решил расторгнуть
договор с автором и отпустить на все четыре стороны.
— Разве он не говорил, что никогда не встречался с
Корелли?
— Помилуйте, я решил, что Колиньи бредит. Посетив его
жилище, я увидел больше распятий, мадонн и фигурок святых, чем в церковной
лавке. У меня возникло ощущение, что он страдает помрачением рассудка. На
прощание он заклинал меня держаться подальше от Корелли.
— Но он ведь сказал, что тот умер?
— Ессо qua.
[42]
Я промолчал. Барсело поглядывал на меня, заинтригованный.
— Мне показалось, что результат моих изысканий вас
нисколько не удивил.
Я изобразил беспечную улыбку, стараясь разрядить атмосферу.
— Напротив. Я весьма признателен за то, что вы не
пожалели времени на поиски.
— Не стоит. Мне просто доставляет удовольствие собирать
сплетни и слухи в Париже, вы же знаете.
Барсело вырвал из записной книжки листок с досье и протянул
мне:
— Надеюсь, вам это пригодится. Здесь собрано все, что
мне удалось выяснить.
Я встал и пожал ему руку. Барсело проводил меня к выходу,
где Далмау уже ждал со свертком.
— Если вы хотите открытку с изображением младенца
Христа, из тех, где глаза кажутся то открытыми, то закрытыми в зависимости от
того, как ее повернуть, такие у меня тоже есть. И еще с Пречистой Девой в
окружении агнцев, которые превращаются в толстощеких херувимов, если открытку
наклонить. Чудеса стереоскопических технологий.
