— Кто вы такой и что здесь делаете?
— Меня зовут Давид Мартин, и я пришел от адвоката
Валеры, — сказал я первое, что пришло в голову.
Алисия Марласка поджала губы.
— Вы сеньора Марласка? Донья Алисия?
— А что случилось с тем, кто обычно приходил? —
спросила она.
Я сообразил, что сеньора Марласка приняла меня за одного из
служащих конторы Валеры и полагает, будто я принес бумаги на подпись или
какое-то сообщение от адвокатов. На миг я заколебался, размышляя, не стоит ли
поддержать ее в этом заблуждении, но что-то в выражении лица женщины
подсказывало, что в своей жизни она уже услышала достаточно лжи, чтобы покорно
проглотить еще одну.
— Я не работаю в адвокатской конторе, сеньора Марласка.
Цель моего визита сугубо личная. Не могли бы вы уделить мне несколько минут,
чтобы поговорить о собственности, некогда принадлежавшей вашему покойному мужу,
дону Диего?
Вдова побледнела и отвела взгляд. Она опиралась на трость, и
у входа в галерею я заметил инвалидную коляску, где, как предположил, она
проводила больше времени, чем хотела бы признать.
— Никакой собственности моего мужа больше не осталось,
сеньор…
— Мартин.
— Все забрали банки. Все, кроме этого дома, который
благодаря советам сеньора Валеры-отца записан на мое имя. Остальное досталось
стервятникам…
— Я имею в виду дом с башней на улице Флассадерс.
Вдова вздохнула. Я прикинул, что ей лет
шестьдесят-шестьдесят пять, и по ее лицу все еще можно было угадать, хотя и с
трудом, что когда-то она была ослепительной красавицей.
— Забудьте о том доме. Это проклятое место.
— К сожалению, не могу. Я там живу.
Сеньора Марласка нахмурилась.
— Я думала, что там никто не захочет жить. Дом пустовал
много лет.
— Я нанял его уже довольно давно. Причина моего визита
в том, что в ходе некоторых переделок в доме я нашел личные вещи,
принадлежавшие, похоже, вашему мужу и, по-видимому, вам.
— В том доме нет ничего моего. Должно быть, вы нашли
вещи той женщины…
— Ирене Сабино?
Алисия Марласка с горечью усмехнулась.
— Что вы на самом деле хотите узнать, сеньор Мартин?
Скажите правду. Вы ведь пришли сюда не для того, чтобы вернуть старые вещи
моего покойного мужа.
Мы молча смотрели друг на друга, и я понял, что ни за что на
свете не могу и не хочу лгать этой женщине.
— Я пытаюсь выяснить, что произошло с вашим мужем,
сеньора Марласка.
— Зачем?
— Затем, что, как мне кажется, со мной происходит то же
самое.
В «Каса Марласка» царила атмосфера заброшенного пантеона,
свойственная большим домам, прозябающим без хозяев и должного внимания. Дни
былого процветания и великолепия канули в Лету. Давно прошли времена, когда
армия прислуги поддерживала его в первозданном состоянии, начищая до блеска.
Теперь от дома остались жалкие руины. Фрески на стенах осыпались, каменные
плиты пола расшатались, мебель была источена холодом и сыростью, потолки
обваливались, прекрасные ковры истерлись и полиняли. Я помог вдове сесть в
инвалидное кресло и, следуя указаниям, привез в библиотеку, где уже почти не
оставалось ни книг, ни картин.
— Мне пришлось продать бóльшую часть имущества,
чтобы выжить, — пояснила вдова. — Если бы не адвокат Валера, который
продолжает выплачивать мне каждый месяц небольшое содержание за счет фирмы, я
не знаю, что со мною сталось бы.
— Вы живете тут одна?
Вдова кивнула.
— Это мой дом. Единственное место, где я была
счастлива, хотя с тех пор прошло очень много лет. Я прожила здесь всю жизнь,
здесь и умру. Простите, что не предложила вам ничего. Ко мне давно никто не
приходит, и я уже забыла, как принимать гостей. Не хотите ли кофе или чаю?
— Я в порядке, спасибо.
Сеньора Марласка улыбнулась и указала на кресло, в котором я
устроился:
— Любимое кресло мужа. Он обычно сидел в нем у камина и
читал допоздна. А я иногда садилась тут, с ним рядом, и слушала. Ему нравилось
рассказывать мне всякие вещи, по крайней мере в то время. Мы были очень
счастливы в этом доме…
— А что случилось потом?
Вдова пожала плечами, устремив невидящий взгляд на пепел в
камине.
— Вы уверены, что хотите услышать всю историю?
— Прошу вас.
24
— Откровенно говоря, я не знаю, когда мой муж Диего с
ней познакомился. Я только помню, что однажды он упомянул о ней вскользь, и
вскоре дня не проходило, чтобы я не слышала от него ее имени: Ирене Сабино. Муж
говорил, что его ей представил человек, которого звали Дамиан Роурес. Он
устраивал спиритические сеансы в салоне на улице Элисабетс. Диего занимался
изучением религиозных верований и посещал иногда такие сеансы как наблюдатель.
В те дни Ирене Сабино была самой популярной актрисой с Паралело. Красавица,
этого нельзя отрицать. А в остальном сомневаюсь, что она умела считать дальше
десяти. По слухам, она родилась в трущобах пляжа Багатель, и мать бросила ее в
Соморростро, так что выросла она среди попрошаек и сброда, скрывавшегося в тех
местах. Она начала танцевать в кабаре и кабаках Раваля и на Паралело лет в
четырнадцать. Танцевать — громко сказано. Думаю, она начала торговать собой,
еще не научившись грамоте, если только вообще девица умела читать… Довольно
долго она была звездой сцены в «Ла Криолле», по крайней мере так говорили.
Потом она работала в других заведениях, более высокого класса. По-моему, в
«Аполо» она познакомилась с неким Хуаном Корберой, которого все назвали Хако.
Хако стал ее агентом и, возможно, любовником. Именно Хако придумал имя «Ирене
Сабино», а также легенду, будто бы она была тайной дочерью знаменитой актрисы
парижского варьете и европейского аристократа. Я не знаю, каково ее настоящее
имя. И не уверена, что оно у нее вообще было. Хако стал использовать ее на
сеансах спиритизма, видимо, с подачи Роуреса. Эти двое делили пополам прибыль,
продавая ее мифическую невинность состоятельным и пресытившимся мужчинам,
посещавшим этот фарс, чтобы развеять скуку. Поговаривали, что она оказывала
особые услуги, развлекая парочки.
Однако Хако и его партнер Роурес не подозревали о том, что
Ирене была одержима спиритическими сеансами и искренне верила, что во время
этих пантомим возможно установить связь с миром духов. Она пребывала в
убеждении, будто мать посылает ей весточки с того света, и продолжала приходить
на сеансы, чтобы вступить ней в контакт, даже когда стала знаменитой. Там с ней
встретился мой муж Диего. Мы в ту пору переживали разлад, полагаю, как это
бывает у всех супружеских пар. Диего давно хотел бросить адвокатуру и всецело
посвятить себя литературному труду. Признаю, он не нашел у меня поддержки, в
которой нуждался. Я считала, если он так поступит, то погубит свою жизнь, но,
возможно, я лишь боялась потерять все — дом, слуг… Их я и так потеряла, и его
тоже. Окончательно нас оттолкнула друг от друга потеря Исмаэля. Исмаэлем звали
нашего сына. Диего любил его без памяти. Никогда не видела отца, столь
беззаветно преданного сыну. Исмаэль, а не я, был главным в его жизни. Мы
ссорились в спальне на нижнем этаже. Я упрекала мужа, что он тратит слишком
много времени на свои литературные упражнения, из-за чего его компаньон Валера,
которому до смерти надоело тащить на плечах двойной груз работы, выдвинул
ультиматум и собирался расторгнуть партнерство и открыть собственную контору.
Диего отвечал, что его это не волнует и он намерен продать свою долю в фирме и
посвятить себя тому, что считал своим призванием. Днем мы хватились Исмаэля.
Его не было ни в его комнате, ни в саду. Я подумала, что, услышав, как мы ссоримся,
он испугался и убежал из дома. Он так уже делал. За несколько месяцев до того
мы обнаружили его на лавке на площади Саррии, в слезах. Когда стемнело, мы
отправились на поиски. Сын исчез бесследно. Мы ходили к соседям, в больницы… Мы
искали его всю ночь, а вернувшись на рассвете домой, нашли его тело на дне
бассейна. Он утонул накануне днем, и мы не услышали его призывов о помощи
потому, что кричали друг на друга. Ему было семь лет. Диего до конца дней не
смог простить ни меня, ни себя самого. Вскоре каждый из нас уже не мог выносить
присутствия другого. Всякий раз, когда мы смотрели друг на друга или начинали
разговор, перед глазами вставала ужасная картина: тело нашего мертвого сына на
дне проклятого бассейна.
