— А что вы можете сказать об Ирене Сабино?
— Ирене любила Марласку. У нее даже в мыслях не было
навредить ему.
— Что с ней сталось? Она еще жива?
— Думаю, да. По слухам, она работала в какой-то
прачечной в Равале. Ирене была доброй женщиной. Слишком доброй. Потому так и
кончила. Она верила во всякую чепуху. Верила в любовь.
— А Марласка? Что ему понадобилось на том свете?
— Марласка ввязался во что-то, не спрашивайте, во что
именно. Нечто такое, чего ни я, ни Хако ему не продавали и не могли продать.
Мне известно только то, что я случайно подслушал из его разговора с Ирене.
Похоже, Марласка познакомился с кем-то, кого я не знал, а поверьте, я знаю
каждого на своем профессиональном поле. Тот человек пообещал Марласке в обмен
на услугу, я не знаю какую, вернуть его сына Исмаэля с того света.
— Ирене не говорила, кто этот незнакомец?
— Она его никогда не видела. Марласка не разрешал ей
встречаться с ним. Но она не сомневалась, что адвокат боится.
— Боится чего?
Роурес причмокнул языком.
— Марласка верил, что проклят.
— Поясните, пожалуйста.
— Я ведь уже вам говорил. Марласка был болен. Он
твердил, что в него вселилось нечто.
— Нечто?
— Дух. Паразит. Не представляю. Послушайте, в моей
профессии приходится сталкиваться со множеством людей, у кого не все дома. Они
переживают личную трагедию, например лишаются возлюбленного или состояния, и
теряют почву под ногами. Мозг — самый хрупкий орган человеческого тела. Сеньор
Марласка был не в своем уме, и это становилось понятно каждому после
пятиминутного разговора с ним. Потому он ко мне и пришел.
— И вы сказали ему то, что он жаждал услышать.
— Нет. Я сказал ему правду.
— Ваш вариант правды.
— Мне известен лишь один. Мне показалось, что человек
этот серьезно повредился рассудком, и я не хотел пользоваться его состоянием.
Такие вещи добром не кончаются. В моей деятельности существует черта, которую
нельзя переступать, если понимаешь, что к чему. Тому, кто ищет развлечений,
острых ощущений или утешения в ином мире, предоставляется такая возможность и
взимается соответствующая плата за оказанную услугу. Но тех, кто пребывает на
грани безумия, следует отправлять домой. Спиритический сеанс — это театральная
постановка, не хуже любой другой. И публика должна состоять из зрителей, а не
«озаренных».
— Образцовая этика. Что же тогда вы сказали Марласке?
— Я сказал, что наши спектакли — вымысел, сказки. И я
обычный комедиант, кто зарабатывает на жизнь, устраивая спиритические сеансы
для несчастных, потерявших близких и желающих укрепиться в вере, что
возлюбленные, родители и друзья ждут их в загробном мире. Я объяснил ему, что
на том свете нет ничего, только беспредельная пустота, и мир живых —
единственный, которым мы располагаем. Я посоветовал ему забыть о духах и
вернуться в семью.
— И он вас послушался?
— Очевидно, нет. Он больше не приходил на сеансы и
обратился за помощью в другое место.
— Куда?
— Ирене выросла в бараках Багателя, и хотя она
прославилась, выступая на подмостках на Паралело, те места оставались для нее
родными. Она рассказывала мне, что водила Марласку к женщине, звавшейся Ведьмой
из Соморростро, чтобы попросить защиты от человека, которому адвокат был
обязан.
— Ирене не упоминала имени этого человека?
— Если и упоминала, я его не запомнил. Я говорил, они
оба перестали приходить на сеансы.
— Может, Андреас Корелли?
— Никогда не слышал этого имени.
— Где можно найти Ирене Сабино?
— Я уже выложил вам все, что знал, — вышел из себя
Роурес.
— Последний вопрос, и я уйду.
— С трудом верится.
— Вы не помните, Марласка никогда не упоминал в
какой-либо связи название «Lux Aeterna»?
Роурес наморщил лоб, а потом покачал головой.
— Спасибо за помощь.
— Не за что. И, если можно, больше сюда не
возвращайтесь.
Я кивнул и направился к выходу. Роурес провожал меня
подозрительным взглядом.
— Постойте, — окликнул он меня прежде, чем я
переступил порог лавчонки.
Я вернулся. Человечек с сомнением смотрел на меня.
— Кажется, я вспомнил. «Lux Aeterna». Так назывался
своего рода религиозный памфлет, который мы иногда использовали на сеансах в
салоне на улице Элисабетс. Книжка входила в собрание других подобных книжонок.
По-моему, мы позаимствовали их в библиотеке мошенников из общества «Будущее».
Возможно, вы имели в виду эту вешь.
— Не помните, о чем там шла речь?
— Лучше всего содержание знал мой партнер Хако, именно
он проводил сеансы. Если не ошибаюсь, «Lux Aeterna» представлял собой поэму о
смерти и семи именах Сына Грядущего, Несущего Свет.
— Несущий Свет?
Роурес расплылся в улыбке:
— Люцифер.
33
Я вышел на улицу, собираясь возвращаться домой. Меня мучил
вопрос, что делать дальше. Я почти дошел до улицы Монткада, как вдруг заметил
его. Инспектор Грандес стоял, прислонившись к стене, с удовольствием курил
сигару и улыбался мне. Я помахал ему рукой и перешел через дорогу, направляясь
к нему.
— Не знал, что вы интересуетесь магией, Мартин.
— Я тоже не знал, что вы за мной следите, инспектор.
— Я за вами не слежу. Поскольку вас трудно застать на
месте, я решил, что если гора не идет ко мне, то я пойду к горе сам. У вас есть
пять минут, чтобы пропустить стаканчик? За счет главного управления полиции.
— Раз так… Вы сегодня без сопровождения?
— Маркос и Кастело сидят в управлении, занимаясь
бумажной работой. Но если бы я им сообщил о свидании с вами, они бы непременно
явились.
Мы спустились по узкому ущелью между средневековыми дворцами
до «Эль Ксампаниет» и потребовали столик у дальней стены. Официант, вооруженный
тряпкой, от которой несло щелоком, вопросительно уставился на нас, и Грандес
заказал две кружки пива и порцию ламанчского сыра. Когда подали пиво и закуску,
инспектор предложил мне тарелку, но я отказался от его любезности.
— Не возражаете? В это время дня я обычно умираю от
голода.
— Bon appetit.
Грандес бросил в рот кубик сыра, проглотил его и облизнулся,
зажмурившись.
— Вам не сказали, что я заходил вчера к вам домой?
— Мне передали, но с опозданием.
— Понятно. Послушайте, а девочка просто загляденье. Как
ее зовут?
