Глаза постепенно привыкали к сумраку, и я начал различать
очертания гостиной. Я подошел к окнам и приоткрыл ставни, чтобы обеспечить себе
хоть какое-то освещение. Клинки света веером прорезали темноту и сообщили
четкость рисунку интерьера.
— Есть кто-нибудь? — позвал я.
Я прислушался: мой голос тонул в глубине дома, точно монета,
падающая в бездонный колодец. Я направился в дальнюю часть комнаты, где резная
деревянная арка соединяла гостиную с темным коридором, окаймленным рядами
картин, которые почти сливались с бархатной обивкой стен. В противоположном
конце открывался круглый зал с мозаичными полами и цветным витражом с
изображением белого ангела с простертой дланью и полыхающими перстами. Широкая
каменная лестница спиралью возносилась вверх вдоль стен зала. Я задержался у
подножия лестницы и снова крикнул:
— Здравствуйте! Сеньора Марласка?
Дом был объят тишиной, и слабое эхо подхватило мои слова. Я
поднялся по лестнице на второй этаж и остановился на площадке, откуда
просматривался круглый зал и панно с витражом. Сверху мне была отчетливо видна
цепочка моих следов, хорошо заметных на тонком слое пыли, покрывавшем пол.
Насколько я мог судить, помимо моих собственных следов, единственным
свидетельством, что в доме теплится какая-то жизнь, была странная дорожка,
прочерченная в пыли двумя непрерывными линиями, тянувшимися параллельно на
расстоянии двух или трех пядей, и отпечатками ботинок между ними. Довольно
крупными отпечатками. Я растерянно созерцал эти линии, пока не понял, что они
означают. Следы колес инвалидного кресла и отпечатки ног человека, его
толкавшего.
Мне показалось, что за спиной раздался какой-то шорох, и я
повернулся. Приоткрытая дверь в конце коридора слегка покачивалась. Я медленно
направился к той двери. По пути я мельком заглядывал в помещения по обе стороны
коридора. Это были спальни, где стояла мебель, накрытая чехлами и холстом.
Закрытые окна и плотный сумрак наводили на мысль, что комнаты не использовались
уже очень давно, за исключением одной, более просторной — супружеской спальни.
В эту комнату я зашел и убедился, что атмосфера пропитана своеобразным запахом
духов и болезни, свойственным пожилым людям. По-видимому, комната принадлежала
вдове, но в тот момент женщина явно отсутствовала.
Напротив идеально заправленной кровати находился комод, на
котором стояла целая галерея фотографий в рамках. На всех снимках без
исключения был запечатлен светловолосый улыбающийся мальчик. Исмаэль Марласка.
На некоторых фотографиях он позировал вместе с матерью или другими детьми. И
никаких следов Диего Марласки.
Скрип двери в коридоре снова заставил меня вздрогнуть, и я
покинул спальню, вернув фотографии на прежнее место. Дверь комнаты в конце
коридора по-прежнему тихонько колыхалась. Я подошел к ней и замешкался на миг,
прежде чем войти. Потом, набрав побольше воздуха в легкие, я открыл ее.
Комната сияла белизной. Стены и потолок выкрасили в чисто
белый цвет. Шелковые шторы были белыми. Маленькая кровать застлана белым
покрывалом. На полу лежал белый ковер. Этажерки и шкафы — тоже белые. После
полумрака, царившего в доме, пиршество белого цвета ослепило меня на пару
мгновений. Комната как будто выпала в явь из какого-то сновидения, став
воплощением фантазии из волшебной сказки. На полках стояли игрушки и детские
книги. Фарфоровый арлекин в натуральную величину сидел за туалетным столиком, глядя
в зеркало. Вентилятор с белыми лопастями висел под потолком. На первый взгляд —
обычная комната избалованного ребенка, Исмаэля Марласки. Однако ее отличала
давящая атмосфера погребальной камеры.
Я присел на кровать и задумался. И лишь тогда почувствовал
неладное. Что-то было не так. И прежде всего тревожил запах. Тянуло сладковатым
смрадом. Я встал и настороженно огляделся. На сундуке стояло фарфоровое блюдце
с оплывшей свечой черного цвета. Воск застыл потеками темных слез. Я
повернулся. Вонь как будто исходила от изголовья кровати. Я открыл ящик ночного
столика и нашел распятие, разбитое на три части. Неприятный запах усугубился. Я
обошел несколько раз помещение, но не сумел определить источник зловония. И
вдруг я его заметил. Под кроватью лежал какой-то предмет. Я опустился на колени
и заглянул под матрац. И увидел жестяную коробку, в каких дети обычно хранят
свои немудреные сокровища. Вытащив коробку, я поставил на постель. Сильнее
повеяло едким, удушливым смрадом. Преодолевая тошноту, я открыл жестянку. На
дне коробки покоилась белая голубка с сердцем, пронзенным иглой. Я отшатнулся,
зажимая рот и нос, и опрометью выскочил в коридор. Глаза скалившегося арлекина
наблюдали за мной из зеркала. Я бросился назад, к лестнице, и устремился вниз,
мечтая попасть в коридор, выводивший в библиотеку и к двери в сад, которую мне
удалось открыть. В какой-то момент мне показалось, что я заблудился и дом,
наделенный волей подобно живому существу, поменял местами коридоры и комнаты,
не желая выпустить меня на волю. Наконец, завидев застекленную галерею, я со
всех ног помчался к двери. И только тогда, воюя с задвижкой, я услышал зловещий
смех за спиной и понял, что не один в доме. Я быстро обернулся и различил
темную фигуру, следившую за мной из глубины коридора. Человек сжимал в руке
поблескивающий продолговатый предмет. Нож.
Щеколда подалась под моими пальцами, и я толчком открыл
дверь. Сила инерции увлекла меня вперед, и, не удержавшись на ногах, я
растянулся ничком на мраморных плитах, уложенных вокруг бассейна. Поверхность
воды оказалась всего в пяди от моего лица, и я почувствовал запах застоявшейся
воды. Мгновение я разглядывал сгусток сумрака, плескавшийся на дне бассейна. В
облаках открылся просвет, и луч солнца, проникнув сквозь толщу воды, заскользил
по выщербленному мозаичному полу. Видение длилось всего лишь миг. Внизу,
завалившись вперед, обломком крушения лежало инвалидное кресло. Продолжая свой
путь, солнечный луч подобрался к самому глубокому месту бассейна. И там я
увидел ее. Мне почудилось тело, облаченное в белые лохмотья, распростертое у
стены. В первый миг я подумал, что это кукла. Алые губы попортила вода, а глаза
сверкали точно сапфиры. Рыжие волосы медленно колыхались в протухшей воде, кожа
имела синюшный оттенок. Это была вдова Марласки. В следующую секунду просвет в
тучах заволокло, и вода в бассейне вновь превратилась в темное зеркало, на
поверхности которого смутно отражалось лишь мое лицо и возникший за спиной на
пороге галереи расплывчатый силуэт с ножом в руке. Я стремительно вскочил и припустил
в сад, продираясь сквозь заросли кустарника, царапавшего лицо и руки. Наконец
показалась железная калитка и выход в переулок. Я продолжал бежать, пока не
достиг шоссе Вальвидрера. Только очутившись там, едва переводя дух, я обернулся
и с облегчением убедился, что особняк «Каса Марласка» скрылся из поля зрения в
глубине узкой улочки, вновь став невидимым для мира.
37
Я возвратился домой на том же трамвае. В городе стремительно
темнело, ледяной ветер гнал сухие листья по улицам. Я вышел на пласа Паласио и
ненароком услышал, как два моряка, возвращавшихся с причала, говорили о буре,
надвигавшейся с моря, которая обрушится на город до наступления ночи. Подняв
голову, я увидел, что небо заволакивает пеленой багровых туч, растекавшейся над
морем, словно пролитая кровь. В квартале, прилегавшем к бульвару Борн, жители
энергично захлопывали двери и окна, торговцы закрывали магазины раньше времени,
а дети высыпали на улицы бороться с ветром, раскинув руки крестом и хохоча,
заслышав отдельные раскаты грома. Мигали фонари, и вспышки молний серебрили
фасады. Я поспешил к порталу дома с башней и стремглав взбежал по лестнице.
Рокот бури приближался и проникал сквозь стены.
