– Глупости! Ты сама говорила: кастовый астланин уходит в солнце, как бы он ни умер! «Великий Космос! – мысленно застонал Марк. – Что я несу?!»
– Ты видел наших? – спросила Изэль. – Пленников?
– Видел.
– Они ведут себя в точности как дикари. Честный плен, эйфория, задержка на пути в солнце. Раньше на Острове Цапель были мы, кастовые, и дикари. А теперь появились вы. Раз кастовые ведут себя по-дикарски… Марчкх, для вас мы – то же самое, что дикари – для нас. Понимаешь?!
«Но мы никого не отправляем в солнце! – едва не выпалил Марк. К счастью, он вовремя прикусил язык. – Стоп! Этой темы лучше не касаться. По крайней мере, до выяснения, что ей наговорил доктор Лепид…»
– Ну какие же вы дикари? – его голос был голосом медсестры, беседующей с умирающим о погоде; голосом психоаналитика, обсуждающего с клиентом сексуальную тягу к пылесосу. – В любом случае, ты ведь не собираешься сию минуту…
– Уйти в солнце? Нет.
– Отлично! – оптимизм подступил к горлу, Марка едва не стошнило. – Это всегда успеется. Идем, мне нужно переговорить со своим начальством.
– Хорошо. Спасибо за прогулку.
– А кошку всё-таки возьми. Ты ей понравилась.
– Мне не разрешат держать кошку.
– Разрешат. Хоть целую стаю.
– Кошки не живут стаями…
Алый кораблик добрался до края каменной чаши, перевалил через него – и, увлекаемый потоком, бесстрашно скользнул вниз, в неизвестность.
* * *
– Разблокировать двери. Снять охрану.
– Вы! Вы соображаете…
– Предоставить свободу перемещений. Полную свободу! Всем четверым. Наблюдать мягко, со стороны. Захотят выйти в город – сопровождать без давления. Вмешиваться только в крайнем случае. Обставлять дело так, чтобы они сами обращались за помощью.
– Вы с ума сошли! По какому праву…
– Принести искренние извинения. Это могу сделать я сам. Я лучше вас владею астланским языком.
– Вы забываетесь! Щенок! Я готов выслушивать твои идиотские советы, но приказывать ты не имеешь…
Забыв о докторе Лепиде, обер-центурион Тумидус по-уставному, через левое плечо, развернулся к госпоже Зеро, молча наблюдавшей за драматической сценой:
– Астлан надо освободить.
– В смысле?! – возопил доктор.
– В прямом.
Старуха молчала.
– Зачем? – бесновался доктор. – Ну скажите мне: зачем?!
– Вы слышали наш разговор в парке? Разумеется, слышали. Требуется дополнительный перевод?
– Чушь! Чушь собачья! Религиозное мракобесие! Она, видите ли, решила, что превратилась в дикарку! И на этом основании…
– Гордитесь, – заметил Белый Страус, покусывая кончик ногтя. – Изэль включила нас в свою систему мироздания. В системе появился третий, более высокий ярус. И прекрасно, замечу, вписался в конструкцию.
– И вы? – Лепид стал рвать на себе волосы. – И вы туда же?!
Маркиз пожал плечами:
– Главное, убедить астлан, что они больше не пленники. Убедить любым способом. Иначе все труды пойдут насмарку.
– Иначе они умрут?! Покончат с собой? Из-за дурацких предрассудков?!
– Если можно убить человека, – сказал Марк, не оборачиваясь, – лишив его рабов, почему нельзя убить человека, лишив его солнца?
– Вам всё ясно, доктор? – спросила старуха. – Выполняйте.
IV
– Душечка! – позвала Юлия Руф. – Присаживайтесь!
– Мне пора на регистрацию, – возразила Н'доли.
Время и место были выбраны идеально. Бар Юлия облюбовала еще по прилёту на Тишри, коротая здесь время с трибуном Тумидусом. Уют, тишина, безлюдье; располагает к откровенности, как ни один из закутков величественного Бен-Цанаха. Антоний гарантировал, что дочь Папы Лусэро пройдет мимо бара. Он дал отмашку, едва Н'доли объявилась в поле зрения.
– Кофе, душечка. «Kopi Luwak», мягкой обжарки.
– Я тороплюсь.
– Со взбитым яичным желтком. С ликером «Курумаа».
– Я…
– Без сахара. Регистрация на рейс «Тишри – Хиззац – Китта» начнется через тридцать две минуты. Мы сможем накачаться хорошим кофе, как грузчики хиззацких верфей – чесночным самогоном. Вы когда-нибудь проходили мимо верфей? Задыхаешься через тридцать секунд…
Н'доли топталась возле столика. Девочка, подумала Юлия, когда ты ещё била сверстников портфелем по голове, я уже знала эту хитрость. Говори с человеком, перескакивай с темы на тему, удерживай доброжелательный тон, избегай пауз – и кто угодно превратится в собеседника, мало-помалу сокращая расстояние.
– Присаживайтесь, – повторила она. – Я сделала заказ на двоих.
Н'доли опустилась на табурет:
– Почему вы…
– Одна? – закончила за неё Юлия. – У мужа дела. Во-первых, гипер с тетушкой, а это полтора часа, не меньше. Вы бы знали, как Лючано беспокоится за детей! Он будет мучить тетушку, пока не выяснит, кто как спал, ел и ходил на горшок. Иногда мне кажется, что мать – это он, а не я…
– Я не это имела в виду…
– Не мужа? А кого, простите?
Юлия не отказала себе в удовольствии полюбоваться смущением девочки. К счастью Н'доли, бармен принес заказ и позволил молодой вудуни утопить неловкость в глотке кофе.
– Телохранитель, – вернув самообладание, сказала Н'доли. – Я о телохранителе.
В её словах звучал вызов, плохо понятный самой вудуни.
– Ах я, дурочка! – Юлия хлопнула себя по лбу, стараясь не испортить макияж. – Ну конечно же! Антоний где-то рядом, душечка. Возможно, сидит с нами за столом. Не верите? Зря, между прочим. Мне приходится пинками выгонять его из спальни, когда на Лючано находит игривый стих. И то я не убеждена, что Антоний ушёл до конца. Такие, как он, прячутся в стенах между молекулами… Оставим его в покое, поговорим о вас. Почему вы летите этим рейсом?
– А что? – во взгляде Н'доли читалось подозрение. – Какие-то проблемы?
– Пограничники Тишри считают, что да. Вы же коллантарий? Меня на контроле допрашивали, почему я не пришла пешком. Разве им понять, что коллантарий без группы – обычный человек? Что мы большей частью летаем, как все – в каюте яхты?
– Лайнера, – поправила Н'доли. – У меня нет яхты.
– Ваше счастье. С этой яхтой одни хлопоты! Как вам первый опыт хождения в колланте? Трибун о вас прекрасно отзывался. Говорил: всем бы такую выдержку…
– Врёте. Ничего он вам не говорил.
– Душечка…
– Милочка. В прошлый раз вы звали меня милочкой. Эта перемена статуса – она неспроста, да?
