IV
Серое небо. Низкое небо.
Плоский блин над плоской землей.
Небо давило, вынуждало горбиться. Холодные ладони ветра брали затылок, как мяч, вжимали голову в плечи. Из мглистой мути рождались снежинки: мелкие, колючие. Касаясь лица, они не таяли, а царапали кожу льдистыми зубцами. Земля превращалась в застиранную простыню из ночлежки: грязно-белая рвань.
Степь от горизонта до горизонта. Редкие проплешины заросли́ неопрятной щетиной. Шорох сухой прошлогодней травы был похож на кашель умирающего. Лицо секла снежная крупа. Это сон, подумал маркиз. Вторая серия кошмара. Пульс солнца, кровавые жилы, оплетающие Ойкумену – они дали мне передышку. Разрешили поверить, что я проснулся, умылся, что все позади. И вернулись, сменив обличье. Надо проснуться по-настоящему. Черт побери, так сдохнешь во сне, от инсульта, и никто не поможет, кроме похоронного бюро…
Грубые руки схватили его. Не ветер или холод – руки, в реальности которых можно было не сомневаться. Две? Четыре? Больше?! Ван дер Меер начал кое-что понимать, путаясь в выводах, как заяц в силках.
– Вы с ума сошли!
Его волокли спиной вперед.
– Отпустите меня немедленно!
Четверо легионеров. Древние варварские доспехи. Открытые шлемы: гребни в серебре, султаны из конского волоса. На поясах – мечи в ножнах, обитых жестью. Пятый одевался иначе, чем солдаты, тащившие Белого Страуса к деревянному щиту.
– Стойте! Это ошибка!
Пятый – кожаные штаны до колен, лохматая безрукавка, фартук кузнеца – калил железный прут в первобытном горне, сложенном из кое-как пригнанных обломков дикого камня. Время от времени он качал ножные мехи, и пламя в горне начинало гудеть, а в небо летели редкие блеклые искры.
Легионеры прижали Якоба Ван дер Меера к шершавой плоскости щита. У них, вне сомнений, имелся большой опыт по части привязывания. Пеньковая веревка хуже наждака ободрала живот. В запястья и щиколотки вцепилось мерзлое железо.
Кандалы?!
– Руки прочь, уроды!
С деловитым лицом Марк Кай Тумидус, обер-центурион ВКС Помпилии, проверил крепления оков. Второй Марк Кай Тумидус сдвинул узел к ребрам. В ухо дышал третий Марк Кай Тумидус, ждущий на подхвате. Четвертый без дела глазел на степь. Кузнец провернул в горне прут и кивнул: еще чуть-чуть, и будет в самый раз.
Марк Кай Тумидус брал Якоба Ван дер Меера в рабы.
– Марк!!! Ты меня слышишь?
Никогда раньше Белого Страуса, гражданина Ларгитаса, не накрывало вторичным эффектом Вейса. Такое происходит только с энергетами. Ну да, еще с рабами помпилианцев.
– Прекрати! Тебя будут судить!
Степь. Горн. Клеймо.
– Ты сядешь в тюрьму! Ты этого хочешь?!
Этому равнодушию было место в музее. Полное, абсолютное, безграничное. Марк прекрасно слышал маркиза. Он просто не видел в нем человека. Какой смысл в визге пилы, грызущей дубовый брус?
«…знаете, как вы орудуете кнутом? Деловито, умело; равнодушно. Вы работаете с ботвой, а не издеваетесь над людьми. Увидь вы ботву во мне, и я не сумею вас обидеть самыми дикими предложениями…»
Во рту пересохло. Чудом маркиз ухитрился собрать немного слюны. Плевок угодил легионеру в щеку, сполз ниже, к углу рта. Легионер утерся, не изменившись в лице. Отступил на шаг, оценил сделанную работу: порядок.
– Тебя сошлют на урановые рудники! Расстреляют!
Бесполезно. Хоть всего себя расплюй.
– Развяжи меня, и я буду молчать!
«…эволюция научила вас видеть в человеке раба, но лишила возможности видеть в рабе человека. Вы не в силах это изменить…»
Не достучусь, с отчаянием понял Ван дер Меер. Проще договориться с каннибалом, львом, флуктуацией континуума. Вся природа расы против меня; природа, устроенная так, что симбиоз между рабом и рабовладельцем возможен, а договор – нет.
Было страшно до икоты, до колик в желудке.
Марки расступились, встали по бокам, образовав живой коридор от щита с распятым маркизом к горну. Прут вынырнул из огня. Плоская нашлепка клейма ярко рдела. Ближе к «ушку» рукояти металл тускнел: сизое, серое, черное… Кузнец поднял прут над головой, как трибун – жезл на параде, и направился к Белому Страусу. Логика, закон, страх наказания, нормы общежития, симпатии и антипатии – все утратило значение. Голая психофизиология, рефлекс, закрепленный в процессе эволюции сотнями поколений: помпилианец шел клеймить раба.
Взорвись солнце – это ему бы не помешало.
Четыре шага до щита.
Три.
Два.
Серый цементный блин над головой дал трещину. В разлом ворвался луч солнца, прямой и острый, как игла. Как мушка в янтаре, кузнец плыл в косом столбе света: золото и пурпур. Марк споткнулся, едва не упал; запрокинул лицо к небесам. Он смотрел на солнце, не моргая. Во взгляде читался вопрос, на который Марк, пожалуй, вряд ли ждал ответа. Кожа обер-центуриона Тумидуса побледнела, на лбу и щеках проступили узоры, похожие на давнюю, полустертую татуировку.
Узоры, вспомнил маркиз. Я видел их на записях, пересланных с Острова Цапель!
– …Клод предполагает, что астлане ментально связаны между собой. Астлантида далеко; на Тишри вас двое – вы и Изэль…
– Захлопни пасть. Нашел астланина! Я помпилианец. Понял? Скажешь еще хоть слово…
– Вы помпилианец. Я вижу. Но я знаком с показаниями Изэли. Она считает иначе. Почаще заходите к ней, Марк. У вас болит голова, когда вы вместе?
– Марк, вы совершаете ошибку.
Слова давались с трудом. Клокотали в горле, царапали язык. Задушенным змеиным шипением срывались с губ. Марк слушал. Все Марки слушали. Кажется, они слышали.
Якоб Ван дер Меер говорил по-астлански. Он очень старался не кричать.
– Я – человек, Марк. Свободный человек.
Недоумение. Недоверие. Морщины на лбах.
– Не нужно меня клеймить. Вы нарушаете закон.
Главное, успеть. Убедить, отговорить, пока тучи вновь не сошлись, отсекая спасительный луч солнца. Строить фразы на чужом языке: проще, как можно проще. Вернуться к обращению на «вы»: проклятье, оно сейчас уместнее, чем когда бы то ни было…
– Зачем вам раб, Марк? Зачем вам проблемы?
Марки переглянулись. Каленое клеймо потекло, меняя форму, налилось стеклистой чернотой острых сколов. Марки попятились. Прут обрел прежний вид. Полудекурия Тумидусов отступила еще на шаг. Ледяной ветер задул пламя в горне. Ослабела веревка, стягивавшая торс Белого Страуса. Звякнули оковы.
Тучи сомкнулись.
V
Он вскочил, как юноша, как солдат по тревоге.
