И что вы думаете? Как в американских фильмах: сюрприз, сюрприз. Уломала она своего буржуина.
Нет, когда столько всего заранее знаешь, временами даже жить неинтересно.
Пока выкраивали удобное время, наступил апрель. В самых первых числах поехали. День выдался солнечный, теплый, совсем весенний. Я дисков прихватила с любимой «Аббой», поставили, слушаем, кофеек попиваем — красота! И чем дальше от Москвы, тем радостней на душе. Люблю к бабе Нюре ездить! Как будто к родной бабушке в гости. Посидишь у нее за столом, чайку попьешь, поговоришь за жизнь — и все беды сразу отступают, такая благодать снисходит, прямо удивительно! А впрочем, почему удивительно? Человек — целитель, и сам ее дом под горочкой — волшебный. Как-то приехала, сижу, пишу отчитку под ее диктовку — просила, чтобы Гарик меня в покое оставил, перестал в голову лезть и сердце рвать, — а на чердаке треск, шум, грохот, сил нет!
— Баб Нюр, — спрашиваю, — это что ж там у вас такое творится?
— А это, — отвечает, — порча с тебя сходит. Нормальное дело. Ты пиши, пиши, Александрушка моя золотая, не отвлекайся.
Нравится мне, как бабуля меня зовет — Александрушка. Нежно получается, ласково. Никто меня никогда так не звал. Мать особо не баловала, скажет строго: «Саша!» — и тут же какое-нибудь дело навесит. Она младшего брата любила, а я у нее была так, ошибка молодости. Ладно, неважно, главное, у бабы Нюры я всегда душой отдыхаю.
Вот и теперь, едва магазин на взгорке показался, у меня сразу в груди потеплело: сейчас к столу чего-нибудь купим, и можно будет, никуда не торопясь, сесть, поговорить, про все неприятности рассказать близкому человеку, который, ко всему прочему, реально тебе поможет. А что? Я уж не говорю, сколько она лечила и меня, и сына и как помогла, когда мой первый муж алименты отказался платить и от нас прятался. Позвонила я ей тогда вся в слезах, она: «Ничего, Александрушка, ничего, не горюй», и уже к вечеру Фил деньги перевел. А бывало и вовсе до смешного. Например, у нас в подъезде никак не могли починить кодовый замок и всякая шушера на лестнице ошивалась. Я два месяца по разным инстанциям звонила — без толку. А как бабу Нюру попросила, через две недели — пожалуйста, полный порядок. Такая вот сила у человека.
В магазине, кстати, я в очередной раз повеселилась: Протопопов вошел вслед за Таткой — и тут же шасть в сторону! Мы с ней продукты покупаем, а он где-то на другом конце витрины изучает. А когда мы уже расплатились, небрежно так поинтересовался:
— Может, еще что-то нужно?
— Ничего, ничего, — отвечаю, — пойдем.
Нет, все-таки мужики в большинстве своем дико жадные, до патологии.
Приехали, вошли в дом. Прямо с порога у меня образовался повод еще похихикать: баба Нюра мельком глянула на нашу компанию и тут же спросила:
— А это у нас чей любовничек?
Ну, думаю, Туся, шила в мешке не утаишь. У бабы Нюры не глаз — рентген, человека насквозь видит.
Татка, естественно, губы поджала:
— Пока ничей. — И потом, когда я курить вышла и ее с собой на улицу вытащила, пыталась изображать невинность: — Что же тогда ваша бабушка видит, если такие вопросы задает?
— Не знаю, — говорю, а сама еле улыбку сдерживаю, — обычно она не ошибается.
Но все-таки, чтобы совсем не смущать эту дурынду, добавила:
— Иногда, правда, настоящее с будущим путает, у ясновидящих они переплетаются.
Убейте меня, не понимаю, что тут скрывать? Богатый мужик на шикарной машине. Я бы гордилась. А что жлоб — так растрясти можно. Если постараться.
В тот день мы сидели у бабушки долго. Сначала я со своими проблемами; Татка с Протопоповым гулять уходили по окрестностям. Потом вернулись, и уже Татка отчитку писала. Мы с Маришей и Протопоповым тем временем чай пили. Мариша вдруг спрашивает:
— Ну что, мужчина (она у меня кокетливая), не хотите тоже с бабушкой поговорить? У вас ведь не все в порядке в организме. Сердечко, например, случайно не пошаливает?
Он вмиг побледнел. Смех, до чего мужики за свое здоровье драгоценное трясутся.
— Было, — говорит, — пару лет назад. Когда в Америку ездил. Почти весь полет на полу пролежал: аритмия.
— Вот-вот, — покачала головой Мариша, — я и вижу. Побеседуйте, побеседуйте с бабушкой, хуже не будет.
Он сразу после Татки и поскакал, очумелый такой, будто ему уже путевку на тот свет выписали. Хотя, казалось бы, чего переживать, когда, наоборот, можно расслабиться: все, попал на прием к лучшему в мире специалисту. Баба Нюра не чета обычным врачам, которые ни в больных, ни в болезнях ни бельмеса не смыслят, она лечит все без исключения. Для нее смертельных диагнозов не существует. Составчик даст, пропьешь три месяца — и запрыгаешь как новенький. И глаз, я говорю, — рентген: там, где официальная медицина диагноз поставить не в состоянии, бабе Нюре одного взгляда достаточно. Однажды девочку к ней привели: девять лет, страшное заикание, лечат-лечат, вылечить не могут. Баба Нюра посмотрела, объявила: «У ей мозга за мозгу зашла», травки дала, молитвы почитала, и ребенок преотлично заговорил! Вот такой вот вердикт: мозга за мозгу. А помогло.
Пока Протопопов у бабы Нюры сидел, я из любопытства прошла мимо них — на улицу и обратно, чтоб хоть краем уха услышать, о чем говорят. Когда туда направлялась, она его болезни перечисляла. Я только головой покачала: м-да. Дядя богатый, но гниловатый. Иду обратно. Смотрю: бледно-зеленый Протопопов мерно кивает головой — ни дать ни взять китайский болванчик, — а бабушка его наставляет:
— У тебя есть человечек, верный, хороший, вот ее и люби…
Ясно. Прости, Татка, я не хотела. Но баба Нюра всегда за сохранение семьи.
Минут через сорок Протопопов вышел от бабули. Видим: на нем лица нет и дрожит, как заяц, мелкой дрожью.
— Ну что, — бормочет в полной растерянности, — не знаю, брать мне состав? Я же недавно все обследования прошел? Ничего такого не находили…
— И не найдут, пока поздно не будет, — пожала плечами Мариша. — И момент этот, между прочим, не за горами. Я ведь тоже кое-что вижу.
Она такая, Мариша. Рубит наотмашь, не церемонится. Особенно с сильным полом.
Протопопов чуть не в обморок. Татка его за руку тронула:
— Вернемся в Москву, подумаешь, и если решишь пить состав, всегда можешь за ним приехать.
Обычно он ей подчиняется, как дрессированная собачка, а тут даже не услышал. Смотрит на Маришу, шепчет белыми губами:
— Так вы считаете, надо?
Она кивнула.
Он постоял с минуту, глядя в пространство, пролепетал:
— Здоровье превыше всего. — Криво улыбнулся, чтобы хоть как-то сохранить перед нами лицо, и решительно направился в комнатку бабули.
Надо было видеть, как он вышагивал к машине со своей банкой. Цирк!
Определенно, мужики — отпетые ипохондрики.
