– Никому? Даже офицерам?
– Офицерам в особенности.
– Как скажете, сэр. Я скоро вернусь.
Мириам вышла из комнаты. По другую сторону двери она столкнулась с несколькими посетителями. Перед ней плечом к плечу стояли два людоеда, которые едва помещались в узком коридоре. Кроме них, никого не было видно, хотя за их спинами слышались голоса. Эйс, ростом в два фута, протиснулся между ног людоедов.
– Они пришли проведать командира.
– Но это невозможно, – ответила сирена. – Он мертв.
– Я им то же самое сказал, – произнес Эйс. – Но они хотят удостовериться, что он не притворяется.
– Притворяется? – удивилась Мириам.
Солдаты зашептали что-то друг другу. У людоедов были низкие, не предназначенные для шепота голоса, поэтому поднялся приличный шум.
– Они думают, что все это обман, – сказал Эйс. – Что Легион выдумал историю про Нэда просто для рекламы.
– Но он же уже воскрес один раз, – ответила Мириам.
– Я им так и сказал. – Затем гоблин крикнул солдатам: – Я же говорил вам, идиоты, что он мертв! Я видел его своими собственными глазами! Мертвее не бывает! Спросите Фрэнка, Ральфа или Уорда. Еще Льюиса и Мартина. Они все подтвердят мои слова.
Людоеды продолжали недоверчиво бормотать.
– Большинство из вас тоже его видели! – кричал гоблин.
– Но только издали, – произнес один из стоящих впереди людоедов. – Это могла быть просто соломенная кукла.
– Или какой-нибудь другой парень, – проскрежетал откуда-то сзади тролль. – Эти люди все на одно лицо!
– Мы действительно очень похожи, – заметил один солдат-человек, выглянув из-за людоедского локтя.
– Почти одинаковы, – согласился другой человек, который оказался братом-близнецом первого. – Иногда даже наши собственные матери не могут нас различить.
Мириам была непоколебима.
– Боюсь, командира сейчас нельзя беспокоить.
Эйс стоял рядом с сиреной, вернее перед ней. Он едва доставал ей до колена.
– Вы слышали, что сказала дама. Убирайтесь.
Солдаты забормотали еще громче. Один из командующих людоедов положил тяжелую руку Мириам на плечо.
– Мы были бы очень рады, если бы вы отошли в сторону, мэм.
Это не было просьбой.
Сирена почти неслышно промурлыкала что-то, и собравшаяся толпа отступила назад.
– Эй, так не честно.
Людоед хотел зажать ей рот рукой, но Мириам уже начала петь. Песни сирен были ненадежными – с каждым разом у слушающих увеличивалась сопротивляемость. Но людоеды почему-то были особенно чувствительны, и песни, которые они слышали довольно редко, действовали на них почти мгновенно.
Сирены особенно славились своими обольщающими напевами, но в их волшебном сборнике песен было полно и других полезных мелодий. Там были песни, которые могли вызвать дождь или землетрясение, которые крушили стены, заставляли саженец за один день вырасти в могучий дуб, открывали запертые двери или вызывали и изгоняли духов. Мириам была не очень искусной певицей. Для сирены у нее был слабоватый слух. Она не могла заставить реку течь в обратном направлении или околдовать дракона, но зато с блеском исполняла один из самых страшных напевов сирен: «Плач отвращения».
Плач забурлил у нее в диафрагме, выкипел из легких, паром вышел из горла и обжег уши собравшихся. Солдаты со слезами на глазах бросились в рассыпную. Некоторые сопротивлялись дольше других, но не успела и дюжина нот сорваться с губ сирены, как большинство уже не выдержало. Только гоблины, на которых почему-то вообще не действовал никакой гипноз, остались стоять на месте.
Мириам прекратила петь и потерла горло. После Плача у нее охрип голос.
– Убирайтесь отсюда, – проскрипела она.
Лишившись поддержки людоедов, гоблины неохотно разошлись.
– Хороший фокус, – заметил Эйс.
– Он решил проблему. – Мириам откашлялась. – Можешь оказать мне услугу и последить за дверью, пока я не вернусь?
Она не очень волновалась, что кто-нибудь, кроме гоблинов, проскользнет в комнату. Сила заклятия должна была действовать еще несколько часов, удерживая большинство солдат вдали от этого места.
– Конечно. – Эйс сел на пол и закурил трубку. – Только давай побыстрей. У меня рейс через двадцать минут.
Мириам ушла в паб, чтобы достать Нэду еды. Не прошло и шести минут, как к комнате подошла Регина.
– Что ты тут делаешь? – спросила она Эйса.
– Курю. – Он протянул ей трубку. – Хотите затянуться?
– Отойди.
– У вас есть разрешение?
Амазонка сердито посмотрела на гоблина.
– О чем ты говоришь?
– Я не должен никого пускать внутрь.
– Я выше тебя по званию, маленький гаденыш.
– Дело не во мне. Дело в приказаниях. А поскольку я точно не знаю, чьи приказания выполняю, то я, как хороший солдат, не могу так просто вас пропустить. – Эйс глубоко затянулся. Вонючий желтый дым поднимался вдоль стены и собирался у потолка. – Если вы, конечно, не знаете пароль.
– Какой еще пароль?
– Я сам его не знаю.
– Как же ты тогда смог бы его узнать?
Эйс снял свои очки и смахнул с них пылинки, просто чтобы чем-нибудь заняться.
– Я думаю, что если бы у вас было разрешение и вы знали бы пароль, то сразу же назвали бы его. А если бы у вас было разрешение и не было бы никакого пароля, то вы просто послали бы меня к черту.
– Иди к черту.
Гоблин улыбнулся.
– Хорошая попытка, но считается только первый ответ. А это значит, что у вас нет разрешения.
Амазонка улыбнулась в ответ.
– Очень умный план. Хоть и с одним недостатком.
– С каким же?
Регина схватила крохотного гоблина за шарф и зашвырнула в дальний конец коридора. Эйс сильно шлепнулся об пол, но тело у гоблинов было от природы пружинистым, так что он не пострадал. Когда он поднялся на ноги, Регина уже зашла в комнату. Магия напева сирены не действовала на женщин.
– Об этом я и не подумал, – сказал Эйс. Пожав плечами, он поднял свою трубку и пошел своей дорогой.
Оказавшись по другую сторону двери, Регина широко распахнула свои черные глаза.
– Ах. Вы вернулись.
У Нэда не было настроения обращать внимание на дежа-вю, поэтому он просто ответил:
– Вернулся.
– Вы лучше себя чувствуете, сэр?
Нэд не ответил. Это по-прежнему был сложный вопрос.
Затем еще раз наступила неловкая тишина, во второй раз за вечер между Нэдом и женщиной повисло неприятное молчание. Нэд, как обычно, ничего не заметил, но для Регины это было мукой. Она больше не отрицала, что испытывает к Нэду какое-то чувство, но не осмеливалась дать ему имя. К такому она еще не была готова. Тем не менее это безымянное чувство, это нелепое и неуместное желание безумно терзало ее гордую амазонскую душу. По крайней мере Регине не нужно было бояться неодобрения родителей. У амазонок не было ни отцов, ни матерей. Их направлял только кодекс, крайне необычный и неумолимый.
