— Неужели столько людей умирает каждый день? — шепотом спросил он у Артемиды. — Или это из-за солнца?
Артемида окинула сонмы мертвых оценивающим взглядом и ответила:
— Да нет, я бы сказала, их всегда столько.
— Каждый день умирает столько людей? — переспросил Нил.
— Примерно.
— Я никогда ее не найду, — уныло проговорил молодой человек.
— Ты про Стикс? Найдешь, это же река.
— Нет, я имел в виду Элис.
— Ах да, я совсем забыла о ней.
Еще раз оглядев собравшихся мертвых, Артемида повернулась к Нилу:
— Ты что-нибудь знаешь о Геракле? Это важно.
— Нет, — ответил Нил.
— Ладно, я расскажу по дороге. Прыгай на пути.
— Мы не можем спрыгнуть на виду у всех — что они подумают о нас? — заметил Нил.
— Да какая разница! — воскликнула Артемида. — Они всего лишь смертные, к тому же мертвые смертные. Почему тебя волнует, что они подумают? Вполне вероятно, они даже ничего не заметят. Им все здесь незнакомо, они не знают, что здесь правильно, а что нет. Нам надо опасаться только Харона и Цербера. А также Аида и Персефону, но это уже потом.
— Аид и Персефона, говорите? Вы упомянули всех желающих сожрать наши души, никого не забыли?
— Если смертные не догадаются, что мы пытаемся пробраться в нижний мир, нам ничего не грозит, — продолжала Артемида. — А я не думаю, что кто-то из них ожидает, что найдутся смельчаки, желающие по своей воле проскользнуть сюда. И даже если они догадаются, еще не факт, что они кому-нибудь расскажут. Да и кому? Так что прыгай.
Нил посмотрел на ближайших к нему мертвых: группку растерянных японцев в больничных пижамах, которые, почти синхронно двигая головами, переводили взгляды с себя на всевозможных калек справа от них и обратно на себя, но друг на друга старались не смотреть.
— Пожалуй, вы правы, — сказал он и прыгнул на рельсы.
Здесь было достаточно высоко, но он, разумеется, ничего не почувствовал.
Рядом с ним легко спрыгнула Артемида. Сквозь них пробежала озадаченная и на вид вполне реальная мышь, которая тут же скрылась под рельсом.
— Итак, о Геракле, — начала свой рассказ Артемида, когда они двинулись в сторону туннеля. — Он один из наших лучших героев, если не считать того случая, когда у него помутился разум и он убил жену с детьми, но на самом деле в этом виновата Гера. Ну так вот, помимо многих других достижений, он совершил двенадцать практически невозможных подвигов. Двенадцать! А тебе вполне хватит двух! Сначала он убил Немейского льва — жестокое чудовище, от которого даже мне было бы довольно сложно отбиться…
Голос Артемиды немного успокоил Нила. Он следом за своей спутницей вошел в извилистый туннель, уходивший в непроглядную тьму, которая должна была закончиться лишь после того, как они достигнут мира мертвых.
33
Избежать встречи с Хароном оказалось несложно. Артемида вспомнила, как Гермес и Прозерпина упоминали о том, что в последнее время перевозчик подземного мира обленился. Он в течение тысячелетий водил свой поезд между мирами живых и мертвых, а до этого еще дольше возил умерших на пароме. Этот труд вполне заслуживал характеристики «сизифов», поэтому сейчас Харон старался особенно не утруждаться: лишь мельком просматривал своих пассажиров и изредка позволял себе удовольствие сбросить кого-нибудь с поезда. Он уже много раз предлагал заменить существующую схему обычным конвейером, у которого имелось хотя бы то преимущество, что Харону незачем было сновать между мирами туда-сюда. Поэтому когда путешественники услышали, как поезд грохочет навстречу им по туннелю, а потом идет обратно с грузом свежеумерших душ, они просто бросились на землю и подождали, пока состав их минует. Разумеется, с тем же эффектом поезд мог пронестись прямо сквозь них, но в этом случае Харон, возможно, заметил бы две головы, торчащие из пола вагона.
По всей видимости, Цербер должен был оказаться задачкой потруднее. Если Харон стал крайне ленив, то свирепость Цербера никуда не делась — он по-прежнему охотно пожирал души гостей из верхнего мира и беглецов. Когда Нил с Артемидой приблизились к выходу из туннеля и в его конце показался тусклый свет, Артемида велела Нилу остановиться. Они принялись разрабатывать план проникновения в мир мертвых.
— Орфей, — сообщила Артемида, — усыпил Цербера своим пением. Но мы уже выяснили, что петь ты не умеешь.
— Мое пение, — сказал Нил, — лишь побудит его еще быстрее сожрать меня.
— Геракл выманил его из нижнего мира, прикинувшись хорошим и заболтав его.
— Я тоже могу прикинуться хорошим. Это одна из сильнейших моих сторон.
— Ничего не выйдет, — заявила Афродита. — Цербер больше не доверяет хорошим. Он сразу догадается, что мы задумали.
— Жаль, — ответил Нил, — ведь, кроме как быть хорошим, я больше ничего не умею делать достойно. Может, есть еще какие-то способы?
— Эней и Психея усыпили его пирогами со снотворным. Цербер любит сладкое.
— А у нас есть пироги со снотворным?
— Нет.
— Обидно. Что еще?
— Существует золотая ветвь, которая гарантирует вход…
— Но у нас ее тоже нет?
— Именно.
— Какие еще есть варианты?
— Больше мне ничего не известно, — сказала Артемида. — Люди нечасто сюда спускаются, и еще реже им удается ускользнуть от Цербера.
— Так что же нам делать? — спросил Нил.
Вздохнув, Артемида нарочито грустным голосом сообщила:
— Думаю, мне придется сдерживать его до тех пор, пока ты не пробежишь в глубь мира мертвых и не найдешь Стикс.
Она была рада, что в кромешной тьме Нил не может разглядеть возбужденного выражения на ее лице.
— Река Стикс девятикратно огибает нижний мир, и неважно, в какую сторону ты пойдешь, — ты все равно выйдешь к ней, — добавила она.
— А как же вы? Что, если вы пострадаете? А если Цербер убьет вас?
— Что ж, тогда миру придется обойтись без охоты, непорочности и луны. Ладно, пошли. Старайся казаться мертвым.
Нил и Артемида осторожно подошли к выходу из туннеля и выбрались на блеклый свет, который после пребывания в абсолютной темноте показался им ослепительным. Пока они шли, Артемида без лишних слов придала себе материальную форму. Она почувствовала, что почва у нее под ногами стала твердой. Быть может, ее возбуждало предчувствие близких испытаний, но она не ощущала никакого опустошения, которое обычно приходило к ней после применения силы. Нил, державшийся у нее за спиной, изо всех сил старался не смотреть на сонмище мертвых, вышвырнутых из поезда, которые жались на платформе. Одни стояли неподвижно, не зная, что делать, другие вполголоса обсуждали свои увечья.
