Мари не смогла бы сказать, почему одно из только что прочтённых писем вновь привлекло её внимание. Скорее всего, приглашение библиотеки Британского музея посетить Лондон понравилось ей возможностью поучаствовать в расшифровке древнего письменного памятника, недавно найденного в Египте. Возможно, впрочем, что на её решение могла повлиять и приложенная фотография документа. Мари показалось, что когда-то она уже видела этот почерк и картуш-иероглиф, которым был подписан документ. И что принадлежал он тому, из-за кого она так и не смогла заставить себя ещё хоть раз взять в руки Ветхий Завет.
Глава 9
В ободранном здании бывшей школы сталинской постройки в не самом примечательном месте Москвы, в большой, душной комнате, наполненной вонючими парами гигантского мегаполиса, за облезлым столом со следами мокрых стаканов и затушенных окурков проходило совещание. Наш старый знакомый Полковник сознательно выбрал это место для встречи с соратниками по предстоящей английской экспедиции, чтобы проверить их на предмет умения ориентироваться на местности и сливаться с окружающей средой. Экзамен сдали все. Даже ментально пострадавший в райских кущах Хлорофос, выпущенный из психического санатория под личное поручительство и ответственность Полковника, нашёл по специально данному неправильному адресу недавно закрытую школу. Причём сделал это естественно и без суеты: как будто всегда жил в неприметном переулке. Сидевший в засаде Полковник с одобрением отметил и то, как был одет его бывший подчинённый, явно поработавший над домашним заданием. Это место Москвы традиционно являлось спальным районом для рабочих нескольких огромных военных заводов. А потому, чтобы не выделяться, приходилось носить одежду и обувь на сумму, раз в двадцать меньшую, чем где-нибудь на Остоженке или Патриарших. Именно так — на хорошо поношенные сто долларов — Хлорофос и выглядел со своим плохо выбритым похмельным лицом, китайской сумкой, из которой торчало горлышко пластиковой пивной бутыли, и тяжёлой походкой простоявшего весь день у станка работяги.
Другим оперативником, приглашённым на явочную встречу, был Дознаватель. Ему в своё время пришлось расследовать обстоятельства гибели или исчезновения практически всей ангольской резидентуры ГРУ. Полковник до сих пор чувствовал себя обязанным этому похожему на бывшего спортсмена (или на сегодняшнего бандита) оперативнику, который нашёл в себе силы поверить ему и своим собственным глазам и помочь не только избежать сумасшедшего дома, но и сохранить должность и репутацию. Дознаватель — со своей мощной, облачённой в синтетический спортивный костюм фигурой, бритой головой и «кадилом» (то есть небольшой сумочкой для документов, пачек денег и пистолета) — также весьма органично вписался в ландшафт пролетарского района.
Интереснее всего Полковнику было посмотреть на то, как сумеет перевоплотиться его соратник по ангольскому походу — Брюнет. С его по-аристократически симпатичным лицом и щегольской привычкой одеваться в дорого стоившие и дорого выглядевшие костюмы ему надо было хорошо подумать над тем, как дойти до места встречи. Где-нибудь возле станции метро хулиганствующие элементы могли запросто попросить у него закурить, а потом дать как следует по интеллигентной физиономии пустой бутылкой, а то и воткнуть нож в живот. Это уже потом мающимся дурью подонкам пришлось бы пожалеть, что они полезли не к тому мужчине — бывшему чемпиону ещё советских воздушно-десантных войск по каратэ. Но Брюнет не подкачал. Конечно, без специальной пластической операции и пяти лет тюрьмы он никак не смог бы стереть с лица каинову печать воспитания в преподавательской семье, нескольких высших образований и опыта участия в спецоперациях по всему миру. Зато у него хватило ума превратиться в школьного учителя, жертвующего собою ради счастья детей. В потёртом костюме с ещё папиным галстуком, в застиранной, но чистенькой сорочке и с портфелем из кожзаменителя, подаренным коллегами на десятилетие трудовой деятельности, он выглядел тем кудесником, которому удаётся не только существовать на нищенскую зарплату, но и превращать оболтусов-троечников в будущих губернаторов, послов и депутатов. На лице его, скрывая живой блеск глаз — слишком вызывающий для учителя русского языка и литературы, — красовались очки в кондовой «профессорской» оправе с толстенными фальшивыми стёклами. В общем, на такого мозгляка не поднялась бы рука даже у самого бесстыжего отброса общества. «Оценка высшая — за…бись!» — с одобрением подумал Полковник.
Единственным, кто несколько разочаровал его, оказался последний потенциальный участник предполагавшегося экспедиционного корпуса. Тот, кого Полковник про себя окрестил «Десантником», был молод, плечист и просто подпрыгивал на ходу от переполнявшей его энергии и ещё не прошедшего юношеского желания сделать что-то спортивное. Даже если бы Полковник и не заглядывал в личное дело парня на резиновом ходу, он с первого взгляда смог бы сказать, что тот — мастер спорта по нескольким дисциплинам, которые наверняка включают какое-нибудь единоборство, стрельбу и прыжки с парашютом. Конечно, таковых в данном районе Москвы было немало, и смотрелся он здесь как родной. В конце концов, мало ли у нас хороших спортивных ребят после армии, честно зарабатывающих на кусок хлеба с маслом? Другое дело, как бы он смотрелся вне этого конкретного района Москвы… А за границей? Десантник появился раньше всех, раз пять обошёл вокруг школы, едва не обнаружил Полковника, сидевшего на трухлявом чердаке времён Корейской войны, наметил пути отхода и т. д., и т. п. И всё-то было хорошо — парня явно хорошо учили — вот только не слишком ли он усердствовал? Скорее всего, у него пока не прошла эйфория любящего армию человека, который попал в её самую что ни на есть элиту — военную разведку — и ещё не успел привыкнуть к своему счастью.
Ещё больше Полковник засомневался, когда Десантник успел за сорок минут наблюдения дважды помочиться на близлежащие деревья. И не то чтобы и сам Полковник иногда, когда приспичит, не справлял малую нужду в самых неожиданных местах (включая павильоны детских садиков, мусоропроводы в подъездах, телефонные будки и — стыдно вспомнить! — рекламный щит посередине Ленинградского шоссе). Он просто не мог забыть досадный инцидент, произошедший не так давно всё в той же Англии, где молодому сотруднику ФСБ приспичило помочиться на обочине оживлённой автотрассы, вместо того чтобы посетить туалет на заправке, находившейся всего лишь в километре от орошённого у всех на виду места. Естественно, сознательные англичане не могли проигнорировать подобный возмутительный поступок и в полиции тут же раздались с десяток звонков с сотовых телефонов. В следующий раз невоспитанный гэбист смог справить малую нужду уже в полицейском участке, переживая по поводу отменённой операции, прощаясь со своей зарубежной карьерой и читая на стенах страстные призывы английских педерастов. Что ж, философски подумал Полковник, придётся провести специальное занятие и объяснить, что, хотя в Западной Европе иногда всё же блюют на улице, разносят в прах футбольные стадионы и бросают на асфальт жевательную резинку, в то же время там не писают в подворотнях, не смахивают сопли горстью под дерево и не дают пинков котам, сидящим посреди тротуара, приговаривая при этом по-русски: «Паашёл вон, толстая морда!»
Когда, наконец, все экзаменуемые в точно назначенное время собрались в скрипящей полувековыми полами и жарко дышавшей пылью учительской, Полковник не стал терять времени на прощупывание почвы:
