Посреди посыпанной песком арены возвышался некий каменный гребень, по-видимому, служивший для гоночных колесниц естественным ориентиром во время соревнований. Лейтенант, которому начинало нравиться участие в этом довольно интересном кошмаре, решил напрячь замутненный токсинами плазмодиев мозг и понять, почему его поединок происходил в этом, гораздо более старом амфитеатре, а не в знаменитом Колизее.
В этот момент шум многотысячной толпы принял несколько иной характер, и новоиспеченный ретиарий попытался понять суть происходящего. Сделать это оказалось не так уж и трудно. Метрах в пятидесяти от себя он увидел императорскую ложу, в которую, по всей видимости, в сопровождении ярко одетой свиты зашел ее хозяин в пурпурной тоге. Толпа взорвалась восторженными криками:
— Слава тебе, о Неро Клаудиус Цезарь Друзус Германикус, великий и несравненный!
— Приветствуем тебя, потомок Цезаря, продолжатель его великих дел!
— Долгих лет тебе, император, и твоей жене Поппее!
Что ж, все в малярийном кошмаре советского офицера стало на свои места. Действительно, Колизей построил позже Веспасиан Флавий. Тот самый, который был таким неотесанным неучем, что умудрился уснуть на представлении самого Нерона. В результате преторианцы-телохранители с позором вышибли его из театра. Ведь, как было известно всему двадцатимиллионному населению империи, Нерон ценил свое актерское дарование и жаждал соответствующей славы гораздо больше, чем, скажем, лавров покорителя Востока. Поэтому, когда через пару лет к Веспасиану прибыл гонец с приказом о назначении командующим в мятежную Иудею, он подумал, что его пришли арестовывать. Десятилетие спустя этот основоположник династии Флавиев, бывший хорошим генералом и неплохим администратором, но в то же время не обладавший харизмой своих предшественников, решил завоевать симпатию плебса с помощью строительства нового амфитеатра по последнему слову тогдашней науки и техники. Сразу скажем, что повысить свою популярность таким затратным способом ему удалось в гораздо меньшей степени, чем подавлением восстания евреев. Лейтенант удивился бы, узнав, что вышеупомянутая историческая личность в данный момент в компании еще одного будущего императора — совсем еще молодого Тита — с дружелюбным одобрением разглядывала его ладную фигуру в набедренной повязке.
Нерон устроился в своей ложе и величавыми кивками головы с густыми светлыми волосами отвечал на искренние восторги черни и гораздо менее сердечные приветствия знати. Распорядитель игр решил продолжить шоу и, видимо получив какой-то знак от императорской свиты, объявил следующий номер:
— Ретиарий против секутора!
Толпа вновь взревела от восторга. Секутор — классический противник ретиария — был идеально оснащен для боя с ним. Так же закованный в броню, как и скопированный с греческого пехотинца-гоплита хопломах, он имел одно важное отличие. Все его доспехи делали идеально гладкими, без всяких украшений и выступов — чтобы затруднить ретиарию использование его сети. Даже шлем появившегося на арене гладиатора был абсолютно круглым, с двумя дырками-бойницами, сквозь которые холодно смотрели голубые глаза северного варвара-тевтонца. Забеспокоившийся было Лейтенант вдруг вспомнил, что он бредит и, философски подумав, что уж в кошмаре-то с ним ничего плохого произойти не может, вступил в очередной бой. Очень скоро, побегав вокруг своего противника и пощупав его оборонительные рубежи, он понял, что, даже будучи закованным в броню, тот обладал гораздо более проворными ногами, чем ветеран-фракиец. Без лишних, способных утомить его движений, без оскорбительных криков тот мгновенно использовал любую возможность, чтобы повредить сеть или попытаться отсечь мечом от древка металлический наконечник трезуба. Это ему, впрочем, пока не удавалось. В какой-то момент секутор решил, что достаточно усыпил бдительность своего юного противника. Он сделал внезапный выпад, отразив щитом удар трезубца и попытавшись направить лезвие короткого, но острого испанского меча в шею Лейтенанта. Лишь быстрые ноги, выработанная занятиями каратэ реакция и закованная в доспехи рука спасли нашего бредящего героя от возможно смертельного удара. Публика приветствовала это неожиданное развитие событий громкими криками. Ей уже надоели скучные топтания двух бойцов друг вокруг друга. Все они, включая женщин и даже первых христиан, пришли сюда увидеть кровь, а ее-то сегодня пока пролито не было.
Отбежавший в сторону Лейтенант все же решил не торопиться — в отличие от варвара-секутора, он уже одержал сегодня красивую победу и успел завоевать симпатии толпы. Думая над тем, как подобраться к обладателю страшных в своем спокойствии голубых глаз, он вдруг понял, что нужно делать. В последующие пять-шесть минут он резко активизировал свои действия, забегая с разных сторон и пытаясь нанести удары трезубцем на разных уровнях — в шею, не защищенную броней грудь и по внутренним поверхностям бедер. Разумеется, его оппонент легко отбил все эти вполне ожидаемые атаки. В сверкающих сквозь бойницы глазах появилось выражение свирепого превосходства. Варвар подумал, что с этим-то молокососом он несомненно справится. Было бы неплохо нанести смертельный удар этому смазливому ретиарию его собственным трезубцем. Скажем, воткнуть его прямо в лицо, чтобы застонали от ужаса все его поклонницы. Надо сказать, что, поскольку ретиарии были единственными из гладиаторов, кто обходился без шлема, ланисты — владельцы гладиаторских школ — специально подбирали на эту роль мужчин с приятными чертами лица. Варвар, чья голова уже к двадцати пяти годам оказалась иссечена всевозможными шрамами, завидовал этому юноше, а потому позволил своим чувствам помешать столь необходимой в бою холодной концентрации внимания. Когда ретиарий неожиданно подвернул ногу и упал на песок, секутор лишь удовлетворенно отметил, что боги действительно благоволят к нему в этот солнечный день, и бросился к, казалось, временно беспомощному противнику. Но когда он — торжествующий и забывший об осторожности — приблизился к Лейтенанту, тот вдруг резко повернулся и обеими руками бросил в узкие глазницы шлема варвара большую пригоршню песка. Его крупицы попали не только в широко открытые голубые глаза тевтонца, но и на время перехватили его дыхание, когда он от неожиданности вдохнул песок широко открытым ртом. Выпустив из рук щит и роняя невольные слезы, он как сумасшедший размахивал мечом, пытаясь поразить невидимого пока ретиария, столь коварно ушедшего от, казалось, неминуемой смерти. И в этот-то момент Лейтенант спокойно, под одобрительный рев толпы, набросил на своего противника сеть. Отчаянные попытки секутора избавиться от проклятых тенет привели лишь к тому, что он запутался в них окончательно, хотя ему и посчастливилось удержать в руках свой короткий меч. Раздавшиеся со всех сторон вопли плебса и потерявших на время свою чопорность аристократов не вызывали сомнения в том, на чьей стороне были симпатии зрителей:
— Добей его, симпатяга!
— Бей в грудь или в горло!
— Отправь варвара на корм рыбам!
Тевтонец, понявший, что боги оставили его, не стал дожидаться решения императора. Нерон, в первые годы правления запретивший добивать побежденных, впоследствии растерял свое милосердие. Смерть, так или иначе, была неизбежной. Нащупав рукоятку меча, по-прежнему путающийся в сетях варвар направил острый конец клинка в свою обнаженную грудь и упал на него так, что тот прошел сквозь его тело. Цирк одобрительно загудел, оценив мужественную гордость поверженного бойца и дождавшись первой порции крови, пролившейся сегодня на песчаную поверхность арены. Лейтенант в оцепенении смотрел на судороги умирающего воина, дивясь тому, насколько реалистичными оказались картины его бреда. Наконец голубоглазый варвар затих, а пятно окровавленного песка под ним приняло внушительные размеры. Секутор был мертв. Поверхность арены невдалеке вдруг вздыбилась, и в ней возникла черная дыра. Вздрогнувший от неожиданности Лейтенант с ужасом увидел, как оттуда вылезли жуткие существа — рабы, одетые богами потустороннего мира. Они сноровисто и деловито потрогали ногу убившего себя гладиатора раскаленным железным прутом (тот не шелохнулся) и, зацепив мертвое тело крючьями, утащили его в свою подземную берлогу. Один из рабов, задержавшись, быстро засыпал кровяное пятно свежим песком. Спустя пять минут уже ничто не напоминало о только что произошедшем здесь бое. Наш бредящий герой вдруг подумал, что пора заканчивать с этим кошмаром, и попробовал вынырнуть из него. Он сделал одно мысленное усилие, затем другое. Он даже расслышал было где-то далеко, в другой реальности, знакомый голос Тани, говорившей кому-то: «Или езжайте за своим лаборантом, или я сейчас разбужу главного военного советника!». Но ничего не вышло: он так и стоял на арене под палящим солнцем. Лейтенант не совсем представлял себе, как же теперь будут развиваться события, повинуясь причудливым соединениям нейронов в его потревоженном ядом плазмодиев мозгу. На секунду он вспомнил о полученных накануне солнечных ожогах и невольно поежился, испугавшись еще худших последствий. Но потом ему стало ясно, что уж чего-чего, а подобного в кошмарах бояться не стоит!
