— Надо ли это понимать как сдачу в плен или как начало военных действий?
— Как перемирие, — глухо ответил Аналитик.
Душистые волосы заслонили мерцающий свет пыльных электрических ламп. Он застонал от желания и впился сухим ртом в мягкие, умелые и влажные губы, немного отдающие горьким джином. День наконец плавно перешел в ночь.
Когда через некоторое время они, вспотев от усилий, умиротворенно лежали в объятиях друг друга, Аналитик вспомнил одну мудрость, сказанную ему когда-то Майором: «Ничто, мой друг, так не возбуждает, как непритворное желание красивой женщины залюбить тебя до смерти». Тут он ненадолго задумался о том, насколько это самое желание непритворно в случае Лены, но быстро убил в себе это направление мысли: во-первых, он все равно никогда не узнал бы правду, а во-вторых, ему и так было очень хорошо и в данный момент хотелось верить в лучшее.
— А ты — славный любовник! — прошептала ему в ухо Лена. — Странно, что красивый мужик с такими способностями не попался в мои сети раньше.
— Наверное, я просто стеснялся. Трагедия всей моей жизни: не я выбирал своих женщин, а они — меня. Мне всегда было трудно подойти к женщине, которая мне действительно сильно нравится.
— Даже к проститутке?
— Даже к проститутке. К тому же ты — насколько я разбираюсь в подобных вопросах — не совсем обычная проститутка. Ты — жрица любви, а твои мужчины — объекты религиозного культа. Должно быть, поэтому ты настолько популярна среди мужиков: ты любишь нас как явление жизни и только потом — как источник финансового благополучия.
Лена тихо засмеялась.
— Да ты поэт!
— Нет, я — философ. Кстати, а что ты делаешь в Богом забытой Анголе? Твое место — где-нибудь в Нью-Йорке, Лондоне или по крайней мере Москве. Здесь же ты смотришься как-то… не к месту.
— Во-первых, ты не можешь знать, забыл ли Бог про данное конкретное место на Земле. И, кстати, может найтись много причин, по которым Бог обратил бы свое внимание на Анголу. Во-вторых, пока мне здесь нравится. Перестанет нравиться — уеду.
Тут эффект физического контакта с голым телом Лены заставил «философа» замолчать и опять сосредоточиться на ее губах. Его руки медленно провели по совершенным изгибам ее тела и остановились на бедрах. Лена тихо застонала и прижала к себе его голову. Очень медленно и нежно они опять занялись любовью. Потом, уже во сне, Аналитик запоздало подумал и тут же забыл о том, что должен был спросить Лену, а откуда она знала, что именно нужно было говорить полицейским. Он спал крепко и спокойно, как в детстве, ему снилась тихая страна с огромными деревьями и красивыми горами, нежно освещенными неярким зеленоватым светом.
Лена как была — совершенно голая — вышла на балкон во влажную темноту африканской ночи. Закинув назад красивую голову с копной золотых волос, она долго смотрела вверх, на звезды, внимательным и спокойным взглядом. Аналитик, как мысленно называла она нашего героя, был прав: она действительно относилась с любовью ко всем своим мужчинам. Они были ее любовниками и детьми одновременно. На соседнем балконе двое африканцев, заметивших ее, стали громко и глумливо обсуждать ее присутствие. Лена коротко посмотрела в их сторону. Что-то заставило их замолчать и удалиться.
Вздрогнув, она вдруг посмотрела в глубь ночи, туда, где, невидимая сейчас, стояла мертвая башня недостроенного четверть века назад небоскреба. На его темной вершине, на самом краю, стоял тот, кто не так давно смотрел в глаза сошедшего с ума португальца и расправился с Майором и Капитаном. Он тоже почувствовал на себе взгляд прекрасной нагой женщины. Сначала его лицо с неприятно-правильными чертами оставалось таким же надменным, как у неприятно удивленного нежеланным любопытством черни монарха. Потом исказилось гневом по отношению к тому, кто в нескольких километрах отсюда не отвел своего взгляда, и вдруг превратилось в кошмарную маску чудовища из страшных снов. Так же внезапно карнавальная маска ужаса уступила место совсем другому выражению: сомнения и неопределенности. Ночной обитатель бетонного скелета стремительно шагнул вниз и исчез в темном ущелье неосвещенной улицы. Стайка крыс, пировавших над кучей банановой кожуры, метнулась в разные стороны, почувствовав приближающуюся волну воздуха от падающего тела. Когти маленьких грызунов в панике заскребли по гладкому камню мостовой в попытке побыстрее набрать скорость, но таинственный крылатый хищник так и не материализовался, и улица осталась пустой. Крысы еще некоторое время в недоумении осматривали окружающий мир, но вскоре, возбужденно попискивая, опять возобновили прерванную вечеринку.
Лена еще некоторое время спокойно смотрела в темноту, а потом вернулась в комнату, где, по привычке положив на голову подушку, чтобы не мешали звуки ночных выстрелов, спокойно спал Аналитик. Лена задумчиво и нежно погладила его по теплой голой спине. Она пока не могла понять, что, кроме привлекательной внешности и умственных способностей выше среднего, выделяло этого представителя мужского рода. На ее пути попадались гении ума и обаяния, сексуальные машины, создатели корпораций и политики: одним словом, красивую и опытную хищницу Лену трудно было удивить. Еще труднее ей было понять саму себя: при ее роде деятельности можно было ожидать, что она бы просто подошла к понравившемуся ей мужчине и взяла его. В случае же с Аналитиком что-то помешало сделать это сразу после первой встречи, много месяцев назад. Наконец она стремительно встала, надела тот минимум одежды, который могла позволить в местном климате и со своей фигурой, и уже направилась к двери, когда остановилась, вспомнив что-то важное. Это было связано с тем незнакомцем, который не выдержал ее взгляда некоторое время назад. Подойдя к своему любовнику, она легко дунула на его глаза. Аналитик тихо вздрогнул, выражение его спящего лица, выглядывающего из-под подушки на голове, на секунду изменилось, но он не проснулся. Лена быстро написала записку, оставив ее на кухонном столе, заботливо проверила, стоит ли «Глок» на предохранителе, и покинула квартиру.
Глава 5
На следующее утро Аналитик проснулся рано и, не обнаружив рядом Лены, некоторое время просто лежал в по-прежнему разомлевшем состоянии удовлетворенного самца и пытался разобраться, что же все-таки случилось прошлой ночью и что эта ночь могла поменять в его жизни. С одной стороны, его мужское эго плескалось в лучах того неоспоримого факта, что очень красивая и опытная женщина по собственной инициативе отдалась ему со страстью, предполагающей нечто большее, чем простая физиологическая похоть. Если уж быть до конца честным перед самим собою, и для него произошедшее накануне оказалось не просто желанным перерывом в длительном периоде воздержания, и Лена не была очередным хорошо сложенным куском протоплазмы. Но как только он попытался подумать, а что, собственно говоря, теперь делать, у него тут же испортилось настроение. Да, Лена была красивой и явно неординарной женщиной. Да, надо было признаться самому себе, что она ему давно нравилась. Да, было совершенно очевидно, что он с удовольствием продолжил бы встречаться с нею. Но, с другой стороны, она была проституткой, и он сам знал не менее десятка ее клиентов. Нельзя было исключать возможности того, что при следующей встрече, на которую он придет растекающимся от нежности и щенячьего восторга, она потребует денег, и этот жестокий факт мгновенно убьет еще одну романтическую иллюзию военного интеллектуала. В общем, чересчур развитое воображение в очередной раз сослужило ему плохую услугу, и в итоге Аналитик встал с кровати в гораздо менее приподнятом настроении, чем то, в котором он проснулся. Правда, оно тут же опять улучшилось, когда на кухонном столе он увидел коротенькую записку с одним словом «Спасибо!», прижатую пистолетом «Глок». Аналитик, несмотря на свои тридцать лет и неудачный брак, все еще был наивен и не понимал, что в большой книге об отношениях мужчины и женщины подобные скачки в настроении обычно означают одно: он был влюблен.
