Но человек всегда остается человеком, а потому в нем всегда живут сомнение и надежда. Вот и сейчас оба техника лишь на несколько секунд застыли, прислушиваясь к происходящему. В конце концов, открытие замков могло быть вызвано сбоем в компьютере или случайным нажатием кнопок в контрольной комнате головой уснувшего под утро охранника. Им — преданным патриотам и прекрасным специалистам — все же не хотелось умереть глупой и ненужной смертью и навсегда покинуть свои семьи из-за излишней торопливости. К тому же ошибка привела бы не только к их преждевременной смерти, но и к разрушению самого дорогого мощного оружия нации, да и, по большому счету, самой нации. А это было бы гораздо более страшным последствием глупой и неоправданной торопливости.
На подобные рассуждения у техников ушло не более пяти секунд, но и этого времени все же хватило тем, кто открыл дверь в хранилище с «ковчегом». И тут-то техники поняли, что совершили самую большую ошибку в своей жизни, ибо в помещение ворвались не ишмаэлиты с неизменными атрибутами борьбы за справедливость — автоматами Калашникова, — а страшный урод с черным лицом высохшего трупа, красными глазами ночного демона и сложенными перепончатыми крыльями. Парализованные от ужаса и обиды на себя за промедление техники все же попытались вставить два персональных ключа в устройство блокировки кодов (первый одновременный оборот обоих ключей) и подрыва устройства (второй поворот). Один из них даже успел вставить в щель свой ключ. Но ключ второго техника зацепился за нитку в кармане балахона, вышитого золотым, синим и красным, и владелец никак не мог вытащить его дрожащими руками. К тому же незапотевающие пластиковые забрала герметичных масок техников внезапно и полностью запотели. Они не видели, как черное лицо крылатого урода оскалилось в злорадной ухмылке, обнажив гнилые зубы. Ослепленные техники еще продолжали судорожные попытки взорвать устройство, когда одного из них схватила за горло костлявая лапа и прижала к стене бункера. Через мгновение запотевшая маска была сорвана, и последнее, что воющий от страха техник увидел в своей жизни, были горящие красным глаза со змеиными зрачками и дергающаяся лапа недожеванного насекомого, торчащая из покрытых слизью зубов зловонного рта. Техник ощутил, что урод как будто что-то высасывает из его мозга. Это было отвратительное ощущение, напоминающее поедание живьем или изнасилование. Милосердная смерть наконец настигла его, и он не успел понять, что таким образом чудовище через оптический нерв получило из мозга его знания о бомбе.
В этот момент в хранилище появился уже знакомый нам по первой части ангел в черном кожаном плаще. Судя по всему, пестицид, добытый для него Детективом на армейских складах, возымел действие, так как он был вполне расслаблен и более не дергался по-собачьи, пытаясь почесаться. Чернолицый урод поморщил нос, бросил на пол труп техника, проигнорировал его товарища, еще пытающегося что-то сделать со своим ключом, и обернулся к вошедшему:
— Уриэль, дорогой мой партайгеноссе, разит от тебя, как от китайской косметической фабрики! Даже блохи от такого аромата дохнут!
— Азазел, с твоей-то вонью ты бы помолчал! К тому же единственный иной способ для меня избавиться от блох — это остричь перья на крыльях или сжечь себя заживо.
Чудовище, называемое Азазелом, гнусно заржало, подняв к потолку страшное рыло и обнажив длинные, как у бабуина, клыки.
— Уриэль, дружище, тогда ты был бы похож на ощипанную курицу! Я-то всегда подозревал, что ваш Рай — это просто курятник!
Уриэль поморщил красивое лицо и наконец обратил внимание на второго техника, который притих в своем запотевшем шлеме, услышав ангельский разговор. По всей видимости, потомок Аарона понимал арамейский и уже сделал для себя неутешительный вывод по поводу предстоящего ему испытания. Уриэль со злым весельем посмотрел на дрожащего техника и спросил Азазела:
— Ну ладно, хватит спорить, скажи лучше, что нам с этим делать?
— Может, я поужинаю его печенью? — с довольной рожей подыграл урод.
Уриэль опять поморщился: с какой же сволочью приходится иметь дело!
— Нет, — твердо сказал он, — возьмем его с собой, вместе с бомбой. Глядишь, пригодится! Взял же зачем-то Михаил с собою этого червя — Аналитика. — Тут лицо Уриэля исказилось от ненависти.
— Что, задница до сих пор болит? — опять заржал Азазел. — Ведь это он тебе ракетой в задний проход заделал?
Тут Уриэль не выдержал и, на мгновение превратившись в демона, страшно зарычал на своего отвратительного напарника. Тот сразу перешел на серьезный лад и сделал что-то с глазами умершего техника. Вскоре над базой, на которой к тому времени выли сирены и происходили серьезные перемещения серьезно озабоченных и тяжело вооруженных людей, на фоне полной луны появились два крылатых силуэта, несущие в руках ящик-носилки. Свидетели, наблюдавшие эти силуэты, так потом никому и не признались в увиденном.
Глава 9
Маневры и воздушный парад в Джебусе радовали глаз не только жадных на редкие развлечения праведников, но и тройку Великого Совета — благословенных и святейших иерархов. Иерархи — Египтянин, Основоположник и Миссионер — наблюдали за парадом с крыши Храма Соломона — точной копии первого Иерусалимского храма, разрушенного Навуходоносором (до сих пор характеризуемого ими не иначе как «месопотамская сволочь» и «сын шакала»). Они удобно возлежали на мебели из ливанского кедра, покрытой искусно выделанными шкурами, и вкушали доставленное по такому случаю с Земли шампанское. Эти трое знали друг друга как облупленных, со всеми достоинствами и недостатками, а потому никто даже не пытался впечатлить собеседников своею святостью и аскетизмом. Полная подвигов земная жизнь, или как она им сейчас виделась — мирская юность, была позади. Они уже заработали имя и статус, им более некуда было стремиться, кроме как к сохранению нынешней комфортной ситуации. Шампанское в антикварных флютах хорошо шло под малосольную белужью икру, а икра, в свою очередь, хорошо ложилась на суп из черепахи. Все иерархи с ленивым одобрением поглядывали на дирижабль.
«Скорее всего, — цинично думал Египтянин, — неповоротливый пузырь не протянул бы и минуты в бою с легионами демонов». Но с виду воздушный корабль был вполне огромный, благолепный и внушающий спокойствие и уверенность массам наивных праведников. Египтянин с ленивым отвращением поглядел на Основоположника, который, злоупотребив контрабандой, с наивным восторгом топтался у подзорной трубы. «Чего он, идиот, радуется, — подумал он, — сам ведь, дуб повапленный, до сих пор думает, что Альфа Центавра — это село на востоке Галилеи!»
Миссионер, тоже не испытывавший чрезмерного энтузиазма по поводу воздухоплавания, с не меньшей ненавистью посматривал на самого Египтянина. Тот, с его лысой башкой, кудлатой бородой ярко выраженного потомка гиксосов и впавшими черными глазами, всегда вызывал у него лишь одно грешное желание: взять в мощную длань что-то удобно-тяжелое (да хоть и вот эту бутылку!) и, благословясь, треснуть Законодателя поперек его бандитской рожи. Миссионер даже замычал от внезапно переполнившего его чувства, чем вызвал любопытные взгляды своих нелюбимых соратников.
