— Если разберешься, что это за чучело, дай знать!
Шадрах даже ухом не повел. Он стоял на месте отступивших и вглядывался в темноту, куда не доставали отблески мерцающего костра. У стены горбилась низенькая фигура. Шадраха внезапно пробил озноб. Что-то здесь не так. Совсем не так.
Тень шевельнулась, побрела на свет, но вдруг заторопилась обратно. Мужчина успел уловить нечто странное, одновременно тощее и тяжеловесное. Призрак шумно облизнул губы, передернулся и подавился кашлем.
— Николас? Это ты, Николас? — поразительно сдержанным тоном спросил Шадрах.
Тень несмело повернулась к нему.
— Хочешь послушать историю? — прошипела она. — Я много знаю историй. Давай расскажу тебе о городе. Это очень важно. Город — искусно сделанная обманка, вырезанная из картона и размалеванная блестящими красками… — Голос превратился в неясный, неразличимый лепет.
— Нет, Ник, — оборвал его мужчина. — Не нужны мне твои истории. Ты знаешь, кто я такой.
Последовало молчание. Затем:
— Привет, Шад. Подумать только. И ты здесь. Собственной персоной, во плоти. — Призрак фыркнул и без надежды хихикнул. — Наркоты не найдется, нет? Или колес от боли?
Шадрах разбежался, метнулся в сумрак и пнул Николаса, но быстро отпрянул: нога угодила во что-то мягкое, гадкое.
— Господи, Ник, что с тобой?
Тень у стены согнулась пополам.
— Ну спасибо, Шад. Отличный пинок. Губу мне разбил. До крови, Шад.
— Могу добавить, если мало. Давай выкладывай то, что мне нужно.
— А может, просто уйдешь? Ну, просто… уйдешь. Пожалуйста.
— Не могу, я должен кое-что выяснить.
Судя по звуку, Николас сполз по стене и сел. Но тень оставалась на том же месте.
Каждый волосок на руках Шадраха поднялся дыбом.
— Выходи на свет, Ник.
— Не надо. Неужели ни одной таблетки? Совсем-совсем ни одной?
— Выйди, покажись, я хочу на тебя посмотреть.
— Ой, Шад, это тебе не понравится.
Мужчина прицелился в темноту.
— Выбирай. Даю пять секунд.
— Я уже не я, Шад. Ну правда.
— Три секунды.
Послышался долгий плаксивый вздох, и вот Николас опасливо, крадучись, переваливаясь всем телом, выбрался на свет. Шадрах не поверил себе, когда увидел его загадочные голубоватые многофасеточные глаза.
— Господи, Ник. Боже. — Мужчина сглотнул подступивший ком.
Тот, кого он искал, выглядел не иначе как тот самый котенок, собранный братом Николь из конструктора в детстве и милосердно избавленный от мук его сестрой. Да-да, те же граненые глаза и пять лап, хвост ящерицы, раздутое человечье ухо на темечке пушистой головы, в котором извиваются кроваво-красные языки. Несчастный завернулся в серый халат, но ткань истерлась, и сквозь дыры торчали-выглядывали разные органы. Во всем полуголом и грязном существе только и осталось от человека, что нос и клыкастый рот, в котором с трудом рождалась нормальная речь. Но это были нос и рот Николь.
— Можно, я вернусь в темноту? — попросил призрак. — Тебе же легче будет.
Шадрах качнул головой. Когда тварь оставила его, мужчина сам подошел к стене и сел рядом, не в силах посмотреть на соседа.
— Вот уж не думал…
Хриплый смешок.
— Я тоже.
— Кто это сделал?
— А кто, по-твоему? Квин. Не поверишь, у него были такие фантазии… Правда, он умер. Жив, но умер. В нем уже ни капли Живого Искусства. Впрочем, это ты нас свел. Тут не поспоришь.
— Как ты себя чувствуешь?
Тяжелая голова резко мотнулась в его сторону, многофасеточные глаза недобро сверкнули.
— Издеваешься? Ничего смешного. Плохо я себя чувствую. Я… как это он сказал?., отражение собственной неудачи. Вот как он сказал. Черт, если б не было так больно.
— Что ты сделал, когда я послал тебя к Квину?
— Я… я хотел купить суриката. А ты точно пустой? Ни таблеточки?
— Нет у меня никаких таблеток. Ты меня достал этим вопросом. Так что там было, у Квина?
— Сурикатов у него не оказалось; ну, я говорю, ладно, мол, все равно спасибо, и отправился восвояси…
Шадрах ударил его по лицу пистолетом. Рука вошла прямо в лицо. Раздался вскрик и булькающие звуки.
— Это ты зачем, Шад? За что?
— Говори, как было на самом деле. Что ты сделал, о чем я тебя предупреждал?
— Не знаю, о чем речь. Честно, без понятия.
Мужчина посмотрел на существо, утонувшее по колени в мусоре, на свое отражение в блестящих граненых глазах.
— Послушай, Николас. Ник. Я не хочу тебе делать больно. Но если будешь отпираться, убью. Теперь-то какая польза врать? Не можешь остановиться, что ли? Посмотри на себя, до чего дошел. Тебе даже смертью грозить бессмысленно, все и так уже кончено.
Внутри заклокотала ярость, и Шадрах подумал, что убьет Николаса в любом случае.
— Неправда, — возразил тот. — Главное — выбраться отсюда, и я бы мог что-нибудь сделать. Если все обратить…
Шадрах помотал головой, обмякнув у стены.
— Мы оба знаем, тебе осталась от силы неделя. Ты — однодневка. Если сам не умрешь, кто-нибудь найдет и порешит. А теперь давай: что у вас было на самом деле?
— Я пытался договориться.
— А ведь я предупреждал, так?
— Прости, Шадрах. Прости.
— А потом?
— Он меня накачал. Делал со мной всякие вещи. Сказал, что убьет. В меня засаживали… плоть, она цвела и пускала корни. Сначала было не больно. Но это сначала. Он говорил… — Николас поперхнулся словом, выплюнул зеленовато-серую слизь.
— Что он тебе говорил?
— Говорил, что я буду его Живым Искусством. Разве откажешься? Карьера накрылась, а тут появляется он и предлагает стать… — голос проникся благоговением, даже любовью, — …бессмертным. Запомниться. Хреновые у тебя дружки, Шадрах, — жестко прибавил Николас.
— Это не мой дружок.
— Ты же работаешь на него.
— Мы еле знакомы. Ну и что ты делал потом, когда он тебя перестроил?
— Я… я…
— Дай отгадаю. Ты стал выполнять приказы. Выкладывай какие. Быстро.
— Незаконно провозил органы из одного района в другой. Еще доставал наркотики.
— Ты убивал ради него?
— Нет!
Шадрах достал из кармана Иоанна Крестителя и обратился к нему с наигранной серьезностью:
— Это правда? Он никого не лишил жизни? Эй, ты должен помнить Иоанна. Наверно, раньше у него было другое имя.