Микроскопическая ошибка, возникшая в системе ориентации, с каждым Прыжком увеличивалась. Находясь в межзвёздном пространстве, промах засечь почти невозможно. Последний Прыжок должен был вынести крейсер в миллионе километров от планеты. Но звездолет вышел из подпространства прямо в ледяное кольцо.
Совмещение атомарных структур вызвало взрыв, разорвавший корабль на куски. В ледяном поясе разверзлась незарастающая брешь. Самый крупный обломок корабля – половина жилых ярусов, несколько хранилищ с семенами, два аварийных отсека – рухнул на планету. При ударе о поверхность он должен был – без вариантов – рассыпаться в прах и погрести под собой оставшихся в живых. Но этому воспрепятствовала гравитационная установка, оторванная от общей системы, неизвестно от чего питающаяся, но, тем не менее, заработавшая в последний момент и спасшая тех, кого еще можно было спасти.
Корабль – или то, что от него уцелело, – замер в зыбком равновесии, как рвущийся в небо воздушный шарик, удерживаемый ниткой.
Спаслось около пятнадцати тысяч человек. Художники и поэты.
Да, они смогли построить города. Вспахали глину. Ухитрились распотрошить остатки корабельной вычислительной сети и из этого хлама собрать свою систему. Смогли отказаться от мяса, когда взбесились домашние животные. Научились работать руками. Вырастили следующее поколение.
И это была не та жизнь, ради которой они отдали в жертву десять лет полета. А сказка-мечта так и жила рядом с ними. Манила к себе синью и зеленью, звала шелестом листьев. И вот первый человек ушел в лес. За ним еще и еще. Они потом вернулись, чтобы увести остальных. Там есть почти всё, говорили они. Еда, одежда, жильё. И нам наплевать, что в фуде обнаружен какой-то легкий наркотик. Потому что это планета, созданная для нас. Она хочет служить нам и любить нас. Она напрягает все силы – но не для противостояния – наоборот! Она открывает всё новые возможности, давая нам в руки собственные приспособления, которыми стремится заменить всё то, что мы потеряли. Разве можно отвергнуть протянутую руку?
Люди потянулись в лес. Сначала десятками, потом тысячами. Когда неизвестно откуда вдруг появились мутанты-полупсы – и перекрыли дорогу из одного мира в другой, в лес уже ушло больше девяти тысяч человек. Чуть меньше осталось в Мертвом Пятне.
Легко чувствовать себя победителем, просыпаясь в сочной сердцевине гриба и подставляя лицо под лучи солнца: розовый час, теплая ласка небесного светила. Триста лет в солнечных лучах.
А жрецы остались где-то там – почти что в сказке. Жрецы сторожили, сторожат и будут сторожить Зверя Небесного. Спасибо им за их труды.
Триста лет. Десять поколений. Все растет и растёт кладбище в густой тени, прячутся от солнца за корпусом корабля песчаные холмики могил. Их здесь в десятки раз больше, чем ныне живых людей.
Планета, созданная для тебя, – если ты житель леса. Здесь нет места для цивилизации землян. Десять лет или тысяча лет – но скоро их не будет. А будет лес, солнце и жизнь на чудесной Планете, Созданной Для Тебя.
* * *
На южной заставе впервые за много дней улеглась пыль. С лиц исчезли платки. Дышалось невероятно легко, и каждый вдох вызывал в груди искристое беспокойство. Здесь это называлось «весна».
Невзрачная вечерняя дымка ушла, оставив голым исколотое звездами небо. С южных холмов неровный ветер принёс щемяще-безнадёжный вой полупса.
– Не говори глупостей, – отрезал Иннерфилд. – Тебе нечего делать здесь.
– Мне нечего делать там.
– Это неправда. Ты вобрал в себя всё наше знание. Ты единственный, у кого есть шанс пробраться в лес.
– Я никому там не нужен.
– У тебя там жена, родители, друзья.
– Я им не нужен.
– Неправда. Ты просто отучился жить на грибе. Три года ты забывал, как это делается, а вспомнишь за одну ночь. Тебя ждут.
Следующим утром отряду Эванса предстояло сопровождать Хадыра до границы с лесом.
Иннерфилд чувствовал, что лесной гость боится остаться один в последнюю ночь на плохой земле. А Хадыр искал слова, чтобы разрезать, спроецировать на что-то клубок своих чувств, но всё только сильнее запутывалось.
– После всего, что я узнал…
– Чёрта с два! Ты шел сюда именно за этим – узнать истину и вернуться домой. Дела нужно доделывать до конца.
– Почему мне кажется, что ты меня гонишь?
– Потому что так и есть, а что ты думал? Если тебе от этого станет легче, то представь, что тебя выдворяют. Для каждого человека есть своё место в этом мире, и твое – в лесу.
– Я не сиделец.
– Это не играет роли.
– Я не смогу там жить, как раньше.
– И не будешь. Ты несешь сидельцам знание. Может быть, тебе удастся изменить… что-нибудь.
– Ты уже неделю накачиваешь меня своими теориями. Вы все три года накачиваете меня своими идеями.
– Это обвинение?
– Не знаю. Что ты там ищешь?
Иннерфилд, задрав голову, с приоткрытым ртом смотрел на небо.
– Хочу показать тебе. Солнце… Наше настоящее, земное солнце. Маленькая звёздочка. В такую погоду бывает видно…
Иннерфилд еще несколько секунд молчал. Потом, словно оправдываясь, пожал плечами:
– Нет. Сегодня нет. Это созвездие сейчас за горизонтом. Я объясню тебе, как оно выглядит…
* * *
Хадыр научился мыслить символами чуждого ему мира жрецов. Сейчас он чувствовал себя конфетой в обертке. И его собирались съесть.
Полупсы время от времени сужали круги, и разведчики начинали стрелять.
Эванс повел свой отряд кратчайшим путем – на юго-запад. Почти всё огнестрельное оружие заставы находилось в руках его людей. Разведчики стреляли редко и точно, отражая с восхода до заката однообразные яростные атаки. И всё-таки гибли один за другим.
– Они чувствуют тебя, – всё мрачнее повторял Эванс, показывая рукой на смутные квадратные фигуры на соседних холмах. – Они собираются отовсюду. Мы уже стольких убили, а их здесь опять больше трёх десятков.
Мёртвый лес всё густел. Давно исчезли последние пни – работа лесорубов. У многих обгорелых стволов сохранились хрупкие черные ветки, и заметно ухудшился обзор. Жрецам это, видимо, казалось настоящим лесом. Полупсы подкрадывались всё ближе, выискивая новые жертвы. К вечеру пятого дня разведчиков осталось только восемь из вышедших с заставы пятнадцати.
За час до заката, как обычно, начали рубить деревья для ночного костра.
Хадыр тоже имел карабин, но зверь застал его врасплох, ведь нападающий полупес двигается бесшумно – буквально плывет над землей. Оружие осталось лежать в стороне, а Хадыр рубил нетолстый ствол, забыв о том, что нужно всегда стоять лицом к открытому пространству. Полупес нападал.
Хадыр повернулся только на выстрел – когда один из разведчиков уже загородил его собой. Туша агонизирующего животного сбила с ног и придавила спасшего Хадыра жреца. Автоматический карабин уже наверняка мертвого разведчика продолжал стрелять, вырывая из спины полупса вязкие брызги растительной крови.
