А главное, что над нами раскинуты серебристо-синие ковры огромных крыльев. Брюхо Дилейны больше не выглядит рыбьим, оно покрыто нежными белыми перьями, и из него торчат обтянутые желтоватой кожей когтистые лапы. Огромные крючковатые пальцы сжимают переплетенные ветки двухместной корзины, в которой сидим мы. Голова Дилейны вытянулась, отодвинулась от туловища, и теперь у неё есть шея, как у людей, только гораздо длиннее.
– Что это всё?.. – спрашиваю я.
Север гордо улыбается, в его глазах пляшут искры, и он произносит невероятные, сказочные слова:
– Эя Мистеза!
Я смотрю в зеленоватое небо, на острые пики гор у горизонта, на незнакомое море.
– Ты ведь обещала не бояться, правда?
Я сбита с толку, мне даже нечего спросить. Эя Мистеза – волшебная страна из северных легенд, раскинулась подо мной во всей суровой красе.
– Мой талисман принёс нас сюда, – мягко объясняет Север. – Мой талисман и твоя рыба. Это другой мир, но здесь хорошо, у меня здесь есть друзья, и нам ничто не угрожает. Ты же хотела полетать как птица?
Я оказываюсь совсем, полностью в его власти – в чужом, несуществующем мире.
Север гладит моё плечо:
– Ты обещала не бояться, Лейна!
Он пытается поцеловать меня, но Дилейна, изогнув гибкую шею, поворачивается к нам огромным костяным клювом и угрожающе клекочет.
Внизу приближается остров. Три острых горных пика опоясаны крепостной стеной, опутаны подвесными дорожками, мостами, утыканы многоэтажными башенками.
Север показывает на широкую террасу, каменной пластиной нависающую над змеящимися улицами. Я не успеваю подумать, как Дилейна сама начинает снижаться туда. Это странно, но об этом мне совсем некогда думать.
Белокаменные дома сверкают хрусталём узких окон. Островерхие крыши повторяют рисунок окружающих гор.
Последний раз взмахнув гигантскими крыльями, Дилейна осторожно опускает подвеску на землю и сама опускается рядом. Когда я встаю на плохо слушающиеся ноги, она тянет ко мне покрытую перьями голову и ласково смотрит немигающим жёлтым глазом.
– Рыба моя… – я погружаю пальцы в тёплый невесомый пух над её клювом. – Какой ты можешь быть, Дилейна!
От высоких резных дверей дворца, по сравнению с которым дом нашего островодержца кажется тростниковой хибарой, к нам идёт человек.
Север бежит ему навстречу. Мы с Дилейной остаёмся у корзины.
Мужчины обнимаются, как братья, и Север представляет нас друг другу.
Аглос, владетель города, похож на сказочного принца. Он выше Севера почти на голову, волнистые волосы стелятся по плечам, длиннополая мантия почти касается земли, а на груди сверкает бриллиантами круглый серебристый талисман.
– Мы ненадолго, – говорит ему Север. – Так неожиданно оказались рядом, что не успели никого предупредить!
Дилейна неуверенно шагает вслед за нами на тонких птичьих ногах и громко воркует. Если в воздухе она была настоящей хозяйкой, то здесь я предпочла бы, чтобы вернулся её прежний облик.
– Не бойся, – говорю я. – Мы у друзей, всё хорошо!
К нам присоединяется юная жена Аглоса Стреза, за ней важно вышагивает её птица.
Нас ждёт обед из удивительных блюд, слуги в одинаковых одеждах спешат упредить каждое наше движение. Аглос радушен и остроумен. Они с Севером вполголоса обсуждают малопонятные для меня вещи. Дилейна учится пользоваться клювом, гоняя по каменной мозаике пола красный шарик незнакомого фрукта.
– У вас ещё нет детей? – я не могу совладать с собой и всё-таки задаю Стрезе волнующий меня вопрос.
Владетельница ласково улыбается:
– Всему своё время! Дети слишком привяжут нас к замку, а мы с Аглосом – неугомонные путешественники…
Пока слуги меняют блюда, Север разворачивает перед Аглосом небольшую тряпицу, и я с удивлением узнаю её содержимое – белые блестящие шарики с ноготь размером, икринки рыбы-попрыгушки.
Аглос воодушевлён.
– Наконец-то и я удивлю Артура! – восклицает он, осторожно перекладывая икру в немедленно поднесённый слугой серебряный ларец.
После трапезы Аглос показывает нам свои владения. На двух птицах, хотя я по-прежнему ощущаю Дилейну рыбой, мы вчетвером облетаем башни города и устремляемся в горы.
Мы летим над изумрудными ледниками и спящим огнём кратеров, над снежным сиянием горных шапок и чернотой бездонных пропастей.
– Нам покажут соляной сад, – говорит мне на ухо Север. – Это гордость семьи Аглоса, он выращивался восемьсот лет!
Мы опускаемся на поляне диковинного леса. Витые, перекрученные деревья серого цвета стоят стеной. Даже дотронувшись до корявой ветки, я не могу понять, дерево это или камень. Стволы все в жилках, белёсых и золотистых потёках, и мне это не кажется красивым.
В глубине странного неподвижного леса виднеется огромное дерево, вдвое выше всех остальных. Его кора потрескалась, и в каждом разломе блестят белые бусинки. Только подойдя вплотную, я понимаю, что передо мной десятки, сотни, тысячи коралловых роз, драгоценных каменных цветочков, по цене превосходящих розовый жемчуг.
– Я думала, они растут в море… – тихо говорю я.
Аглос и Север улыбаются – как-то очень одинаково, хотя они совершенно не похожи друг на друга.
– Возьми, сколько хочешь, – говорит Стреза. – Тебе же захочется сделать подарки дома?
Я дотрагиваюсь до идеально ровной семилучевой розы, и она с тихим треском падает мне в руку. Её я подарю маме.
Я отламываю ещё одну для Флаи и, поколебавшись, для просветлённого Тао, хотя и не уверена, что он одобрит такой подарок.
– Бери ещё, не смущайся, – советует Аглос.
– Ты наверняка забыла про себя, – предполагает Север.
Четвёртая роза прячется у меня в ладони.
Когда мы отправляемся в обратный путь, я замечаю увесистый мешочек из плотной ткани, лежащий на коленях у Севера. Когда он шевелит ногами, то из мешочка раздаётся каменный скрежет – коралловые розы цепляют друг друга лепестками.
– Зачем тебе столько? – поражённо спрашиваю я.
– Лейна, я купец, – говорит Север. – Всего лишь купец. Я привожу товар из одного места в другое и так зарабатываю себе на жизнь. Разве это предосудительно?
У меня нет готового ответа. Ткань мира рвётся, и моё голое плечо прижимается к чёрному камзолу северянина, чешуйчатое брюхо Дилейны шаром висит у нас над головой, а острова Аталанского архипелага горят разноцветными пятнами на поверхности синего-синего моря.
IV
– Рыбка моя, девочка моя…
Я впервые замечаю, что отец становится старым. Он подслеповато щурится, заглядывая мне в глаза, пытаясь рассмотреть в них мою судьбу: