Кьетт принял вольную позу.
— Ах, граф… простите, не знаю вашего благородного имени…
— Артуас ле Мозвик ле Сампа, граф Сонавриз, — отрекомендовался тот, приподняв зеленый берет с алым пером. А вы…
— Позвольте представиться, Кьетт-Энге-Дин-Троннер-Альна-Афауэр — и Стренна-и Герцерг ан Свеффер фор Краввер-латта Феенауэрхальт-Греммер-Игис-Маарен-Регг и так далее, к вашим услугам! — Берета у Кьетта не было, пришлось ограничиться невразумительным приветственным жестом.
— Ого! — присвистнул зеленый кавалер, впечатленный длинным перечнем. — Благородно! А спутник ваш…
— Степной Иван Васильевич. — Впервые ему было неловко произнести собственное имя, слишком уж короткое для этих мест.
— Это он, он ведьму вынул! — снова подал голос дед. — Я своими глазами видал.
— Верно? — спросил граф, но гнева в голосе его не было, скорее любопытство.
И тут Кьетт горько вздохнул.
— Ах, граф, это долгая и печальная история! В ранней молодости любезного моего друга кобыла зашибла копытом по темени. Он чудом выжил, но с тех пор изредка бывает не в себе. Вот и теперь принял повешенную за свою любимую, но, увы, покойную ныне жену. Я не успел его остановить…
— Действительно, печально, — молвил граф с состраданием и привычным жестом потер собственное темя.
А Иван мысленно поклялся, что кое-кого сам зашибет, как только представится возможность.
— …Выходит, людишки мои не без причины напали на вас?
— Ни в коем случае не отрицаем этого, граф. Разумеется, все их обвинения в демонизме — это сущий вздор, в чем вы сами имеете возможность убедиться. Но удавленница действительно встала, по недомыслию друга моего. Именно поэтому, чувствуя за собой вину, мы не посмели причинить ущерб вашей собственности и негодование свое обратили исключительно против палок и дубин, но не людей. — Кьетт шпарил как по писаному, невольно восхищая Ивана высокопарным слогом — сам бы он так не смог!
— Как благородно с вашей стороны, господа! — умилился Сонавриз, потому что сам в подобной ситуации с чужим «имуществом» деликатничать не стал бы — порубил, и вся недолга. Ну возместил бы потом ущерб хозяину — подумаешь! — А откуда же вы держите путь, господа, и далеко ли? Не будете ли любезны поведать, а то в наших глухих краях так редко происходит какое-либо движение.
— С великим удовольствием поведаем, — живо откликнулся Кьетт. — Тем паче эта история будет еще более печальной и совершенно удивительной! Но боюсь, она займет немало времени…
— Вот и прекрасно! — возликовал граф. — Так будьте же сегодня моими гостями! Эй, Свир! Лошадей господам, живо! Они едут с нами!
Названный Свиром тут же подвел двух богатых коней — откуда только взял? Иван невольно попятился — езда верхом в число его умений отнюдь не входила. Кьетт это понял сразу.
— Любезнейший граф, нам с другом будет вполне достаточно одной лошади. Видите ли, после того ужасного происшествия он так боится лошадей, что не может управлять ими самостоятельно. Мы поскачем вместе.
Граф кивнул Свиру. Лишнюю лошадь увели. На оставшуюся «друзья» кое-как взгромоздились, медленно двинулись в путь. Иван чувствовал себя опозоренным навеки.
— Да как же так, милостивец! — завизжал им вслед вредный дед. — Да ведь они, вороги, ведьму оживили! Лоскотухой теперича бегает!
Граф придержал коня, сверкнул черным глазом из-под густой брови:
— А потому что жечь надо ведьм, ежели вред чинят, а не вешать! Почему не пожгли вместе с домом?! Расплодили нежити в моих землях!
— Дык ведь как оно дело вышло, ваша светлость! — быстро-быстро затараторил упитанный мужичок в относительно чистом кафтане — не иначе, староста, или кто у них здесь за главного? — Оно ведь в доме-то ее не возьмешь, там у нее вся сила! Ну выждали мы, покуда за кореньями пойдет, в рощах придорожных подловили да в петлю…
— А тело почему огню не предали? — продолжал допрос граф. — Поленились, дармоеды, мерзавцы?!
— Дык ведь дождик пошел, ваша светлость! — чуть не плакал мужик. — Тучу из проклятых земель пригнало — боязно! Ну мы и помыслили: повисит день-другой, ничего не станет с ей — кому она нужна? А там ужо мы все как надо сделаем! А оно вона как повернулось… Не вели казнить…
— А, ладно, не велю! — неожиданно легко согласился Сонавриз. — Пшел прочь, надоел! Но теперь ежели защекочет кого — с жалобами не ходите! Сами управляйтесь!
— Управимся, ваша светлость, управимся, — робко закивали мужики, потянулись по домам.
А небольшая благородная процессия продолжила движение. Во главе ее скакал граф, следом, на одной кобыле, как неразлучные друзья-Аяксы, — Кьетт с Иваном. Несколько приближенных слуг замыкали шествие. Конские копыта с чавканьем месили грязь.
— Ты чего ему про меня наплел?! — бесился Иван страшным шепотом. — Какая жена?! Какая кобыла?! Припадочным выставил! Убить тебя мало!
— Это называется «ложь во спасение», — веселился Кьетт. — Ну что ты злишься? Сработало ведь? А победителей не судят…
Глава 4
которая учит: в гостях хорошо, а в гостях у графа — еще лучше, это первое. А второе: торговцам, особенно из породы гималов, доверять нельзя
Дорога верхом, Ивану на радость, оказалась недолгой. От непривычного способа передвижения у него быстро заболело то место, где спина теряет свое благородное название. Страдалец принялся ерзать, моститься, но лучше не становилось.
— Что ты возишься? Править мешаешь! — рассердился Кьетт. Путь шел неширокой горной тропой, требовалось соблюдать осторожность.
— Да! Тебе-то хорошо! Ты в седле сидишь! — прошипел Иван.
Нолькр противно хихикнул.
— Хочешь, поменяемся?
Пожалуй, Иван имел бы глупость согласиться, но тут впереди замаячила громада графского замка, и стало поздно что-либо менять.
Переправившись по откидному мосту через устрашающе глубокий ров и миновав красивые ворота с башенками, всадники спешились на просторной площади перед массивным графским замком, прилепившимся задней стеной к отвесной скале так плотно, будто вырастал из нее. Хоть и имел он изрядную высоту, но из-за широких пропорций своих, да еще в сравнении с гигантской скалой, казался приземистым и кургузым и на Ивана, уважавшего эффектную готику, особого впечатления не произвел. Зато Кьетт кивнул одобрительно — отличное сооружение для защиты от драконов! О том, что оные крылатые хищники были в этих краях нередки, наглядно свидетельствовали вертикальные черные подпалины на сером камне стен — будто кто-то закоптил их гигантской свечой. Иван, по незнанию, принял их за следы давнего пожара, зато Кьетт сразу смекнул: здесь пахнет дракониной!
И не просчитался! Была и драконина, и кабанятина, и перепела на вертеле, и кровяные колбасы, и еще очень много всего, что составляло, по определению графа, «скромный дружеский ужин». Дымились котлы, мельтешили слуги, лилось рекой кислое вино, такое слабенькое, что требовалось пить его литрами, чтобы захмелеть. Что, собственно, и делал граф и гостям наливал щедрой рукой. Иван пил покорно — куда деваться, не обижать же гостеприимного хозяина? Кьетт тоже пил, но предварительно что-то шептал в кружку, и тогда от нее начинало разить уксусом. К счастью, манипуляции его замечал только Иван и помалкивал, решив: все-таки чужой мир, пусть хоть один из них двоих останется трезвым.
