В общем, единственное, что предпринял растерявшийся Иван, — тряхнул нолькра за плечо и глупо, чужим, жалким голосом переспросил:
— Эй! Метла-то ему зачем? А?
Но Кьетт в ответ лишь задушенно пропищал что-то вроде «Ой, не могу!» и зашелся в новом приступе веселья.
Ответ был получен совсем с другой стороны. Хозяйка-венха пришла за подносом и попутно откликнулась, очень спокойно и буднично, будто о самом обычном деле речь шла:
— Известно зачем. Гнездо строить. Все ж таки прутья в ей! — и ушла посуду мыть.
— Ой, не могу, ой, помру, смеяться больно! — веселился нолькр. — Ой, застряли мы надолго! Уж… я чу…чую!
— Какое гнездо, черт возьми?! — взмолился бедный Иван. — Почему застряли?! Объясните кто-нибудь что-нибудь толком! Кьетт, хорош ржать!
— Ой, не могу!!! Ой, влипли!!!
— Известно дело, какое гнездо, — сжалилась венха, выглянув из кухни. — У соседей через дом — снурлы они, как и ваш, — нынче девка заневестилась. Парни снурловы со всего села уж два дня подле них кучкуются. Прутья тащат отовсюду к ним в огород, солому там разную, кто что найдет. У нас намедни стожок с заднего двора стащили, хороший стожок был, где теперь искать? Разметали весь, поди собери, отличи, где чей! Порода окаянная!.. — и поспешила уточнить, видно собственной нетолерантности устыдившись: — Нет, я ничего плохого о них сказать не хочу! Смирный народ, работящий, не пьют вовсе, чистоту уважают. Обхождение культурное знают: и поклонятся вежливо, и скотину на чужой огород не запустят никогда. Но как девка у кого в невесты выходит — спасу нет! Хоть привязывай! Вон он, ваш-то, скачет, хвост задрамши… Ох, как бы до овина не добрался!.. Дед! Дед! Гони его со двора-то! Сена! Сена сунь ему пук, авось сам убежит!
— Тетенька! — Иван уже чуть не плакал, потому что все меньше и меньше понимал. — Какое сено? Какие невесты? Тетенька, расскажите, я в снурлах вообще не смыслю ничего, они в наших местах не водятся!
— Вон как! — удивилась женщина. — А я думала, они везде… Ну слушай.
Рассказывала она долго и бестолково, с ненужными подробностями и лирическими отступлениями, касающимися ее собственной далекой молодости. Но постепенно в голове Ивана сложилась такая картина.
Хоть и были снурлы созданиями, скорее всего, млекопитающими, или к рептилиям ближе, на худой конец, но повадки имели совершенно птичьи. «Заневестившаяся», по выражению рассказчицы, девица неким магическим способом («Тут, пожалуй, не в магии, а в феромонах дело», — решил для себя Иван) оповещает о своих умонастроениях всех окружающих молодых самцов, и те, «потерямши всю голову от любви» (читай: инстинкта размножения), начинают ее обхаживать. Но это у людей, венхов или нолькров всяких-разных добрачные отношения сводятся к цветочкам, прогулкам при луне, парадным ботфортам и прочей ерунде, ни к чему по большому счету не обязывающей. Снурл же подходит к делу капитально, как его далекие первобытные предки: он строит гнездо. И чем масштабнее, добротнее и красивее выходит постройка, чем скорее она будет воздвигнута, тем больше у жениха шансов стать счастливым супругом. Неважно, что снурлы давным-давно селятся в домах и гнездо никогда не будет использоваться по назначению. Именно оно является единственным критерием, по которому девушка-снурл выбирает себе пару из множества претендентов.
В общем, горемычный Болимс Влек пал жертвой собственной природы. И вместо того чтобы продолжать путь к спасению, рыскал теперь по чужому селу чужого мира, вил гнездышко для девицы, с которой у него не может быть никакого будущего. Дурацкая ситуация!
— Как долго это может продолжаться? Когда он в себя придет, вы не знаете случайно?
— Ну… — принялась считать в уме венха, — обычно седмицу или полторы они гуляют. Потом девка наконец мужа себе берет, и сходит с остальных блажь, кто не при делах остается.
— Полторы недели! — взвыл Иван. — А если увезти его силой? Чтобы не чувствовал он самку свою?
— И не пытайся, сынок. Ему увидеть надо своими глазами, что другого выбрала невеста, иначе так и останется дурным, будет всю жизнь гнездо вить. И «самка» не говори впредь, грешно. Хоть и чудные они, снурлы, а все ж таки не зверушки бессловесные, разум им богами дан, — назидательно велела хозяйка и ушла в сарай.
— Не буду, — обещал Иван ей вслед.
Минут пять в доме стояла тишина. Хозяева разбрелись по делам. Кьетт устал смеяться, Иван сидел молча, обхватив руками голову, и размышлял о несовершенстве бытия. Потом подал голос нолькр.
— Все равно делать нечего, пойдем смотреть, как снурлы гнезда строят, — предложил он.
— Чего я там не видел? — раздраженно прорычал Иван, которому свет был не мил, и перспектива просидеть в глухом селе среди озабоченных брачными проблемами снурлов целую неделю, а то и больше, приводила в ужас.
— А что, видел разве? Пойдем! Будем делать ставки на женихов. — Кьетт Краввер относился к тому счастливому числу разумных существ, что в любой ситуации умеют получать удовольствие от жизни.
— Ну пойдем, — вяло согласился Иван, ему было уже все равно.
То еще было зрелище. Десяток неженатых снурловых парней, и Болимс Влек в их числе, с видом совершенно ошалелым и озабоченным до крайности рыскали по селу и без всякого уважения к частной собственности, пыхтя и отдуваясь, тащили с соседских дворов все, что под руку попадало: солому, сено, хворост, сушеный навоз…
— Фу! Кизяк-то им зачем? — скривился Иван.
— Навоз — очень теплое вещество! — хихикнул Кьетт. — Уютнее гнездышко будет.
Главное строительство велось за домом невесты, на огороде соток в семь-восемь, с зарезом на чужой, смежный участок, заботливо перекопанный в зиму, но уже частично утрамбованный ногами влюбленных снурлов. Размах его впечатлял. Гнездам было тесно, они толкали друг друга в бок, около десяти шагов в поперечнике имело каждое. Большинство строителей уже возвело основание своей постройки, дно, так сказать, и теперь переходило к бортам. Кто-то успел поднять их на высоту локтя, кто-то — до колена. Наметился и явный фаворит состязания — стены будущего гнезда скрывали его уже по самый пояс. На фоне таких достижений особенно бросалось в глаза безнадежное отставание Болимса Влека, едва приступившего к делу, и вдобавок незнакомого со строительными ресурсами местности. Единственно, чем он пока мог похвастаться, — это распотрошенной хозяйской метлой, аккуратно, прутик к прутику, уложенной в центре намеченного периметра, и охапкой сена, равномерно распределенной по контуру.
— Ну у нашего, я думаю, никаких шансов на победу! — радостно заключил Кьетт. — Вот и прекрасно, ни к чему ему жена из местных! — сказал так и тут же, следуя странным законам так и не сданной искаженной логики, прибавил: — Слушай, может, надо ему помочь? А то обидно, все-таки не чужой он нам!
— Ты что, дурак?! — воззрился на нолькра Иван. — Одного «голубка» тебе мало, давай еще сами гнезда вить начнем!
— Верно! — вскричал Кьетт таким тоном, которым мыслители обычно провозглашают «эврика!» — Это ты хорошо придумал! Бежим сено искать!
