Свернули на постоялый двор, большой и богатый — уже чувствовалась близость гевзойской столицы и в обстановке, и в обслуживании, и в цене. Взяли комнату без кроватей, для прислуги предназначенную: этакий кут с единственным крошечным окошком-отдушиной, даже в решетке не нуждающимся — ни одна руза не пролезет, застрянет. Зато пол помещения был выстлан толстым слоем по-столичному свежей соломы. Иван плюхнулся в нее навзничь, раскинув руки: «Романтика!» И кто за язык тянул? Не знали нолькр со снурлом такого понятия, а попробуй-ка объясни! Ну вывалял их в соломе — а поняли, нет ли, кто их разберет?
За окном стемнело по-зимнему рано, спать еще не хотелось вовсе. Заскучали. Завели разговор о женщинах, но и эта тема оказалась для снурла невыносимой, напоминала о недавнем позоре. Попытались рассказывать анекдоты, но взаимопонимания не нашли, потому что каждый рассказ невольно выливался в целую лекцию по истории, этнографии и лингвистике, и весь юмор пропадал.
Вот тогда Кьетту Кравверу, склонному к нестандартным решениям и искаженной логике, и пришла со скуки совершено дикая идея.
— Слушайте, чем вот так бездарно валяться на соломе, давайте я поучу вас колдовать, что ли! Хоть какая-то польза выйдет!
Две пары глаз — карих и зеленых — уставились на него не без оторопи.
— Ты это серьезно?! — не верил ушам своим Иван. Он давно свыкся со своей немагической сутью — и вдруг такое предложение! — А где мы среди ночи добудем это… принадлежности всякие? Ну типа кровь девственницы, пальцы мертвеца…
— Ой! — услышав такие страсти, жалобно пискнул Болимс Влек и зарылся в солому.
— Оставь свои некромантские замашки, Иван! — гордо велел нолькр. — Мы не о примитивном опосредованно-инструментарном чародействе речь ведем, а об элементах высшей активной магии! А для нее нужны не мертвецы, но исключительно сила мысли и духа!
— Ну… если без мертвецов — тогда еще ладно… — прошелестел снурл.
Но Иван продолжал сомневаться:
— Ты же сам говорил: во мне магии нет напрочь.
— Неправда, — заспорил Кьетт, — не мог я такого сказать. Собственные потенциалы у тебя низкие — это другое дело. Но их всегда можно пополнить за счет…
— Только не рассчитывай, что я стану охотиться на чудовищ, как ты! Это отврати… — не дослушав, завопил Иван и осекся, вообразив, что Кьетт должен обидеться.
Но тот обижаться не стал, лишь возразил с большим достоинством:
— «Как я» у тебя и не получится. Ты при всем желании не сможешь забрать у жертвы столько силы, чтобы она подохла. В тебя просто не поместится такое количество, емкости не хватит. Но в том, чтобы черпнуть у ближнего, да хоть у меня, к примеру, малую толику силы и использовать ее в общих интересах, ничего зазорного нет. А в трудный момент может прийтись очень кстати.
— Это в какой же такой момент?! — Иван в тот вечер был настроен полемически.
— Ну к примеру. Дал мне враг по башке (тьфу-тьфу, не накаркать!), лежу я бесчувственным бревном, вся моя природная магическая мощь пропадает даром. И тогда ты, освоивший приемы бесконтактной трансляции, берешь мою силу, пропускаешь через себя потоком, направляешь его на врага — и он повержен! Разве не прекрасно?
— Знаешь, из нас двоих по башке от врага скорее получу я, чем ты, — наступив на горло собственному честолюбию, пробурчал Иван.
— В жизни всякое может случиться, — поведал Кьетт тоном умудренного этой самой жизнью старца. — И вообще, хватит уже отговорок! Если вы такие ленивые создания, что вам лишь бы в соломе лежать и ничего не делать, так и признайтесь. А на врагов и мертвецов нечего пенять.
— А я что, я ничего! Я не отказываюсь, я готов! — почти испуганно затараторил Влек.
Пришлось согласиться и Ивану. Хотя не хотелось почему-то. Быть может, это подсознание цеплялось за последние осколки привычных представлений о мироустройстве?
Начали они, конечно, не с бесконтактной трансляции, а с использования внутренних резервов. Кьетт заставлял учеников выпускать огонь из кончика указательного пальца, у тех не получалось.
— Это же самое простое магическое действие, — проникновенно убеждал нолькр и подкреплял слова наглядным примером. Язычки голубого пламени плясали у него на пальцах, перепрыгивая с одного на другой, разгорались, гасли и возрождались вновь. Это было красиво.
— Осторожнее, — нервничал снурл, — осторожнее, пожалуйста, солома кругом!
— Не думай о соломе, думай о деле, — велел наставник. — Пока я сам того не захочу, этот огонь ничего не подожжет!
И в качестве доказательства сунул горящий палец прямо в соломенный валик, который сам же скатал на манер подушки. Не только у нервного снурла — у уравновешенного Ивана при виде такого душа в пятки ушла, уверен был: сейчас полыхнет. Нет, не полыхнуло.
— Вот, видите!
— Видим! — истово закивал Влек. — Истинное чудо! Только ты не перепутай, пожалуйста, не захоти случайно… — Он никак не желал успокаиваться и «думать о деле».
— Нет, я так никогда не смогу, — очень убежденно заявил Иван.
— Ерунда! Все могут, а ты нет?
— Кто это — все?
— Те, кто пробовал, все смогли. Потому что это ЛЕГКО. Для детей задачка!
— У меня потенциала не хватит.
— Хватит, не сомневайся.
— А у меня? — вопросил Влек опасливо.
— А твоих потенциалов хватит, чтобы все это заведение плюс три ближайших села спалить чистой магией, без всякой соломы.
— Ой! — Вместо того чтобы обрадоваться своим выдающимся возможностям, снурл перепугался вконец. — Ты… уверен? — Заниматься магией ему хотелось все меньше, какой-то жутковатой стороной оборачивалась затея. Но Кьетт его сомнения истолковал неправильно, решил, что веры в себя Болимсу не хватает.
— Ну разумеется, уверен. Как думаешь, почему нолькры охотятся на снурлов? Да потому что магии в вас прорва. Только вы ее использовать не любите…
Личико Влека стало совсем жалким, вот-вот заплачет. Душу его раздирали противоречия. Как и любой снурл, он вырос в вечном страхе перед главными врагами своими — хищными нолькрами. Он с раннего детства был убежден: нет на свете тварей страшнее и опаснее. Нолькры были для него олицетворением Зла.
Но вот судьба свела его с Кьеттом-Энге-Дин-Троннером-Альна-Афауэр-и-как-еще-там, и вдруг оказалось, что на самом деле это очень милый парень — вежливый, внимательный, деликатный, умеющий поддержать в трудную минуту… Да что там поддержать! Жизнью своей рисковал, кровь проливал ради него, слабого и беззащитного снурла. И если уж на то пошло, то из двух спутников, нолькра и человека, Влеку гораздо больше нравился первый. Потому что надменный Иван постоянно давал понять, что снурл для них только обуза. Феенауэрхальт же этого себе никогда не позволял, с ним было легко и приятно.
И когда он лежал на дороге, порванный и искусанный, весь в крови, Влеку было жалко его до слез, будто родного.
