Но успокаиваться было рано — впереди ждало еще одно испытание для нервов и барабанных перепонок — возвращение Дикой Охоты. И оно вышло тяжелее их сборов. Немало грешных душ наловили злые всадники в ту ночь, и все эти души стонали и выли от горя — жутко было слушать их жалобы и мольбы.
— Зато налицо риск для жизни, — не то спутников, не то самого себя уговаривал Кьетт. — Я думаю, артефакту это на пользу пойдет! Сколько мы ради него совершили: фиктивный брак, шантаж — это два преступления, а теперь еще и подвиг! Не удивлюсь, если сила его утроится!
…А потом вдалеке, там, где жили люди, в чьем-то теплом курятнике закричал петух, но в замке крик его прозвучал удивительно громко, будто рядом совсем. Медленно-медленно Иван разлепил глаза. Не так-то легко это оказалось сделать — веки склеились, пришлось пальцами помогать. Пошатываясь, они выбрели во двор.
Утро наступило, и край неба над городом сделался чуть светлее. На площади перед дворцом снег лежал белой пеленой. Они ожидали увидеть его изрытым, но следы виднелись лишь те, что они сами накануне оставили, вели они к храму и конюшне.
— Что, ВСЕ, что ли?! — Иван не мог поверить собственной удаче, он едва ли не разочарование испытывал. — Кончилось? Проклятие снято?
— Да, слишком уж все просто оказалось. — В голосе Кьетта слышалось сомнение. — Неужели все хейзинские рыцари и маги были такими дурнями, что не справились с задачей, которую мы, чужеземцы, решили вот так, едва ли не походя?!
— ЧТО?! ПРОСТО?! — Снурл не верил своим ушам. — Этот кошмар для вас ПРОСТО?!! — Он чувствовал себя ужасно. Затекшее тело болело, будто его всю ночь били палками, окоченевших рук и ног он почти не чувствовал, глаза под шарфом успели воспалиться и отчаянно слезились, к тому же и насморк начинался. Таковы были страдания телесные, о душевных и говорить не приходилось. Хорошо, что седина несвойственна снурлам по природе, иначе не только «шевелюра» на его голове, но и все «редкие волоски на теле» уже стали бы белыми, как перо птицы по имени лунь. — УЖАСНО это было, вот что я вам скажу!
— Ужасно, — признал Кьетт. — Для нас. Потому что мы не герои и не ученые маги. Для них такое дело — пустяк. В общем, ясно только одно: мы счастливо избежали гибели. То ли нам несказанно повезло, то ли охотники по-прежнему остались в замке, просто затаились до ночи, как и положено призракам.
— Чего гадать-то? — сказал Иван очень мрачно, ему страшно захотелось есть, а голодный он всегда бывал не в духе. — Надо пойти отыскать сокровищницу. Сможем туда попасть — значит, снято проклятие, нет — ну нет, ночью еще один заход сделаем.
От последних его слов Болимсу Влеку совершенно расхотелось жить, но у Ивана были свои приоритеты.
— Только в другой раз надо хоть бутербродов с собой взять, что ли! И одеяло купить. Как-то мы непродуманно действовали вчера.
Все-таки королевский замок — это очень большое сооружение. И если хочешь в нем что-то отыскать, не грех запастись каким-никаким планом или хотя бы устной информацией. Но они этого не сделали по глупости. Действительно, непродуманно собрались: подхватились, побежали, ничего заранее не разузнав, будто боялись, что замок исчезнет. Примерно так они теперь себя ругали, в очередной раз демонстрируя крепость «заднего ума».
Но что проку в пустом самобичевании? Возвращаться в город не хотелось — путь неблизкий. Решили искать сокровищницу самостоятельно.
— Вот увидите, она должна быть в башне! — уверял Иван так азартно, будто кто-то ему возражал. — Донжон — это последний оплот осажденного замка, именно там держали… в смысле держат самое ценное!
— Ясно, что не на конюшне! — хмыкнул Кьетт. — С другой стороны, замок этот уже давно не служит военным целям, сокровищницу и во дворцовые подвалы могли перенести. Надо оба места проверить.
— Нет! Не надо! Я читал, владельцы замков любили устраивать на подступах к своим сокровищницам смертельные ловушки для воров! — вдруг вспомнил Болимс Влек. — Лучшее, что мы можем сделать, — это сообщить местным властям, что провели ночь в замке. А снято проклятие или нет — пусть они сами разбираются.
Конечно, настоящие герои — искатели приключений никогда не согласились бы с таким прозаическим, лишенным всякой романтики предложением. Увы, Кьетт с Иваном были прагматики по натуре, они не стали спорить со снурлом, наоборот, похвалили его за предусмотрительность. В самом деле, даже если никаких ловушек не существует, не сочтут ли владельцы замка вторжение в их сокровищницу мародерством? Что там за него полагается по закону? «Потрошение с предварительным повешением»? Незавидная перспектива! Нет уж, двух преступлений ради одной сандалии вполне достаточно, без третьего можно обойтись! Зачем неоправданно рисковать жизнью, когда она только-только налаживаться начала?
…Хотя начала ли — это с какой стороны посмотреть! Потому что если королевский пир устроен В ТВОЮ ЧЕСТЬ — за ширмой с павлинами уже не отсидишься, твое место — во главе стола, подле королевской семьи, насчитывающей больше десятка женщин, каждая из которых считает своим долгом лично проследить, чтобы твои тарелки и кубки не стояли пустыми. Кьетт Краввер потом искренне удивлялся, как вообще остался жив, и Болимс Влек не мог поддержать его только потому, что связная речь на тот момент еще не успела к нему вернуться…
Да, был большой королевский пир, и амнистия тех каторжников, что «не повинны в душегубстве», и народные гуляния с официальным дозволением петь хором от двух часов пополудни до пяти и драться с кузнецами, «случись у кого такая охота»! Потому что не зря трое чужаков, товарищей молодого супруга принцессы Виссы, провели ночь на конюшне! От векового проклятия своего, королем Моззофом навлеченного, старый замок, хвала добрейшим богам, был избавлен, и доступ к несметным сокровищам его вновь стал открыт! Это ли не радость всенародная? Ведь в Своде законов первой строкой прописано: «Что благо для короля — то благо для подданных его», и кто не радуется вместе со своим королем, тот, стало быть, против закона идет!
…Божественные Сандалии — их оказалось целых две! — победителям Зла вынесли торжественно, на огромном золотом подносе, и вместе с подносом вручили, чтобы не подумали подданные, будто король их неблагодарен и скуп. Слишком уж неказисто выглядел основной дар! На нем ведь не написано, что он божественное происхождение имеет и чудесные свойства! С виду-то просто пара старых разношенных тапок — грубая подметка и две кожаные перемычки крест-накрест. Да еще размер такой, что никому из новых владельцев впору не будут, разве что околдует их кто (владельцев, а не тапки) и вдвое увеличит… В общем, поднос куда богаче смотрелся, действительно — королевский дар! Потому и не стал Кьетт, мысли короля прочитав, скромничать, от этакой тяжести отказываться, и спутников в бок толкнул, чтобы помалкивали. Ведь в чужой бордель со своей бабой не ходят, хозяевам виднее, что и как дарить.
Тем более что поднос недолго у них оставался. На второй, а может, пятый день пира уволок его кто-то, повешения и потрошения не убоявшись. Спасибо еще, на сандалии вор не позарился! Вот это действительно было бы досадно! А золото — да ну его к богам, легко пришло, легко ушло, стоит ли поднимать шум? Так и не сказали никому о потере, и не узнали никогда, какой избежали беды. Ведь по хейзинским законам, вольная или невольная утрата королевского дара трактовалась как неуважение к короне и каралась соответственно.
