Но одежда продолжала двигаться. Ее крошечные элементы
наползали друг на друга, ощупывая покрывало на кровати, и словно принюхивались,
пытаясь определить, является ли это поверхность кожей Зая. Решив, что это вовсе
не кожа, частички формы утратили к покрывалу интерес и начали перемещаться
бесцельно — а может быть, все-таки с какой-то тайной целью. Вероятно, форменная
одежда сохраняла силуэт в динамическом равновесии, достигавшемся за счет всех
этих мизерных отклонений и столкновений.
«Как муравьи», — снова подумал Зай.
И решил больше не медлить и напялить на себя эту треклятую
одежду.
Облачиться в форму можно было бы и более достойным образом,
но Зай не слишком часто посещал торжественные мероприятия и потому не имел в
этом деле большого опыта. Он отвернулся от кровати, сбросил халат и улегся
спиной на извивавшуюся одежду. Повертел руками — и плечи оказались в соответствующих
впадинах. Немного согнул ноги в коленях и подумал, что, наверное, стал похож на
ангела с короткими крылышками, лежащего на снегу. А потом он закрыл глаза и
старательно притворился, будто не чувствует, как части формы, теперь ставшие
отчетливо и неприятно отдельными, налипают на его кожу.
Как только движение почти перестало ощущаться (а Зай по
опыту знал, что микроскопическая портновская подгонка формы не заканчивается
никогда), он сел и посмотрел на свое отражение в большом зеркале, оправленном в
золоченую раму.
Крошечные устройства, из которых состояла форма, теперь
представляли собой единую, непрерывную поверхность. Фасетки их микроскопических
спинок растворились и слились друг с другом, наложившиеся одна на другую
пластинки в ярком свете сверкали, как хромированная сталь. Одежда плотно
облегала кожу Зая. Мускулы торса были подчеркнуты, а рубцы швов на плече и
бедрах — скрыты. Прикосновение крошечных присосочек почти не ощущалось. В целом
чувство было такое, словно он одет в легкие сетчатые рубаху и брюки. Ветерок,
залетавший в открытое окно, таинственным образом проникал сквозь броню, и Заю
казалось, что он голый, — что бы там ни говорило зеркало. Под парадной
формой, согласно уставу, ему разрешалось иметь на себе только военную бирку с
кодом (спасибо Императору и за это). Зай подумал, а не могло ли случиться так,
чтобы под действием электромагнитного импульса или из-за отказа компьютерной
программы микроскопические машинки погибли. Что же тогда будет? Неужели они
осыплются с него, как чешуйки амальгамы со старинного зеркала? Зай представил
себе, как в каком-нибудь зале на сборище, где народ в такой форме, все вдруг
оказываются голыми. Эта мысль не вызвала у него улыбки.
Такая катастрофа грозила не только наготой. Предстательной
железе досталось бы по полной программе.
Зай дал освещению команду вернуться к нормальному уровню, и
форма сразу утратила металлический блеск и приняла окраску, соответствующую
гостиничной комнате, — стала похожа на темно-коричневый каучук.
Поверхность блестела, будто смазанная маслом, и отражала огни столицы за
большими окнами. Зай завершил процесс одевания. Особый абсорбент прилип к его
босым ступням и принял форму ботинок. Парадные перчатки были короткими, и
запястья остались открытыми. Две полоски — одна бледная, белесая, другая —
металлическая.
Зай выглядел совсем неплохо. А если он стоял совершенно
неподвижно, то форма прекращала заниматься подгонкой, и тогда все вообще было
вполне терпимо. По крайней мере, если он теперь начнет потеть на приеме у
Воскрешенного Императора, умные маленькие машинки с этим справятся. Они умели
превращать пот и мочу в питьевую воду, могли подзаряжаться, пользуясь движением
человека и теплом его тела, а в таком маловероятном случае, как неожиданное
утопление, эти сказочные устройства должны были преобразиться в аппарат для
дыхания под водой, забравшись к человеку в рот.
«Интересно, — думал Зай, — какая она на вкус, это
форма». Ему еще никогда в жизни не приходилось есть живых муравьев.
Капитан-лейтенант приложил к груди колодки с ленточками,
обозначавшими его участие в различных кампаниях, и они автоматически
закрепились. Он не знал, куда прицепить большую новую медаль — ту награду,
из-за которой он, собственно, и был приглашен на прием, — но оказалось,
что форма это знает. Крошечные невидимые лапки вытянули награду из рук Зая и
прикрепили ее прямо над боевыми планками.
По всей вероятности, крошечные машинки во всяких
протокольных моментах были искушены не меньше, чем в тактике выживания.
Идеальный продукт современной военной микротехнологии.
«Пожалуй, я готов, можно идти», — подумал Зай.
Он сделал кодовый жест для интерфейса, но в обтягивающих
перчатках получилось не очень четко, а затем произнес вслух имя своего
водителя.
— Капитан-лейтенант? — сразу же послышался ответ.
— Давайте покончим с этим, капрал, — отрывисто
распорядился Зай.
Но он еще постоял у зеркала, глядя на свое отражение.
Капралу пришлось прождать секунд двадцать.
Заметив машину, Зай прикоснулся к подбородку кончиками
указательного, среднего и безымянного пальцев. Для ваданцев такой жест служил
эквивалентом долгого негромкого свиста.
Машина в ответ бесшумно оторвалась от земли. Две
автомобильные «вилки» с колесами, доставившие машину к отелю, отъехали назад и
стали похожи на учтивых кланяющихся пешеходов. Перед Заем открылась задняя
дверца — элегантная и хрупкая, словно гибкое крылышко птицы-оригами. Зай
забрался на пассажирское сиденье, чувствуя себя грубым и неуклюжим для столь
деликатного транспортного средства.
Как только Зай удобно устроился на кожаном сиденье, капрал
обернулся. Его глаза блестели. На мгновение общее восхищение смело разницу в
рангах.
— Она, — сказал Зай, — прелестна.
С научной точки зрения разработанная Лартеном теория
гравитации устарела на тридцать лет, но все еще неплохо годилась для флотских
учебных пособий. И потому, на взгляд капитан-лейтенанта Лаурента Зая,
существовало четыре разновидности гравитации: тяжелая, легкая, зловредная и
прелестная.
Тяжелая гравитация именовалась также истинной гравитацией,
поскольку создать ее могла только старая добрая масса, и лишь эта разновидность
силы притяжения возникала естественным путем. На ее долю выпала такая грязная и
универсальная работа, как организация солнечных систем, сотворение черных дыр и
образование вокруг планет атмосфер. Противоположностью этой «рабочей лошадки»
была легкая гравитация, никак не связанная с массой — ну, разве только тем, что
легкая гравитация была совершенно беззащитна перед действием тяжелого
гравитационного поля. Тяжелые гравитоны без труда поедали легкие на завтрак. Но
в глубоком космосе создать легкую гравитацию было довольно просто: для того,
чтобы наполнить все отсеки звездолета силой притяжения в один g, требовались
минимальные затраты энергии. Однако легкая гравитация вызывала некоторые
проблемы. На нее непредсказуемо воздействовали отдаленные объемы массы, поэтому
даже в самых совершенных звездолетах гравитационное поле было подвержено
микроприливам. При легкой гравитации было трудновато подбросить монетку, не
работали часы с маятниками, гироскопы, было невозможно разложить пасьянс.
Некоторых людей легкая гравитация доводила до морской болезни — находятся же
такие, кто даже в полный штиль не в силах находиться на палубе самого
громадного и устойчивого корабля.
