Оксам кивнула. В каком-то смысле Лаурент Зай стал героем
случайно. Его захватили в плен не по его собственной ошибке, и он угодил за
решетку без всякой надежды на побег. В конце концов его спасли с применением
превосходящих сил. С одной стороны, сам он не сделал ровным счетом ничего.
Но тем не менее само то, что человек пережил все, что
происходило на Дханту, было событием из ряда вон выходящим. Остальные пленники,
обнаруженные спасательным отрядом, были мертвы — даже те, кому был
имплантирован симбиант. «Просто пострадал», — сказал Зай. Тут он сильно
разбавил краски.
— Капитан-лейтенант, я вовсе не хотела сказать, будто
могу понять, что вы пережили, — проговорила Оксам. — Вы заглянули в
такие бездны, в которые вряд ли кто заглядывал. Но вы сделали это, служа
Императору. И он должен как-то на это ответить. Определенные вещи должны быть… отмечены.
Зай грустно улыбнулся ей.
— А я так надеялся, что вы приметесь со мной спорить,
сенатор. Но вы, видимо, не хотите показаться бестактной.
— Спорить? Потому что я — «розовая»? Ну что ж,
бестактность так бестактность. Имперское присутствие на Дханту преступно.
Местные жители страдают уже на протяжении жизни нескольких поколений, и я вовсе
не удивляюсь тому, что наиболее экстремальные дханты стали вести себя
бесчеловечно. Правда, это вовсе не оправдывает тех пыток, которыми они
пользуются. Ничто не может этого оправдать. Но некоторые вещи не подвержены ни
оправданию, ни объяснению, ни логике, ни обвинениям. Это вещи, которые
проистекают из банальной борьбы за власть — из политики, если хотите, — но
в конце концов погружаются в глубины человеческой души. Это нечто жуткое, чудовищное,
вневременное.
Молодой офицер изумленно заморгал, а Нара сделала глоток
шампанского и заговорила чуть медленнее и спокойнее.
— Военная оккупация редко кому-то приносит дивиденды.
Но Империя вознаграждает, кого может. Вы выжили, Зай. Поэтому должны принять от
Императора медаль, возвышение и командование звездолетом, которое вам, без
сомнения, поручат. Это что-то да значит.
Зай, похоже, удивился — но не обиделся. Он едва заметно
кивнул и чуть прищурился — будто что-то подсчитывал в уме из перечисленных сенатором
благ. Может быть, мысленно посмеивался над ней?
Но нет, видимо, этот человек был напрочь лишен сарказма.
Скорее всего, высказанные Оксам мысли были попросту новы для него. Всю свою
жизнь он прожил среди самых «серых» из «серых». «Интересно, — думала
Оксам, — а он хоть слышал о том, что эту оккупацию называли „освобождением
Дханту“? Или слышал ли он хотя бы раз, чтобы кто-то высказывал сомнения в
правоте Воскрешенного Императора?»
Зай задал вопрос, который подтвердил его неведение:
— Сенатор, а это правда, что вы отказались от
возвышения?
— Правда. Именно так ведут себя секуляристы.
— А я слышал, что в конце концов они передумывают. Ведь
всегда есть возможность задушевного разговора у смертного одра.
Оксам покачала головой. Поразительно, как упорно распространялась
эта пропаганда. Еще один образчик того, насколько просто манипулировать
истиной, и того, как «серые» страшатся Клятвы Смерти.
— Эту историю любит рассказывать Политический
Аппарат, — сказала она. — Однако из почти пятисот
сенаторов-секуляристов, избранных за последнее тысячелетие, только семнадцать в
конце концов приняли возвышение.
— Семнадцать нарушили клятву? — спросил Зай.
Оксам победно кивнула, но тут же поняла, что сказанное ею не
впечатлило Зая. Ему показалось, что этот ничтожный процент слишком высок. Для
«серого» Лаурента Зая клятва была клятвой.
Ну и черт с ним.
— Что касается вашего вопроса, — сказала
Оксам, — то ответ таков: да, я умру.
Зай протянул руку и легко коснулся ее запястья.
— За что? — спросил он с искренней заботой. —
За политику?
— Нет. За прогресс.
Он недоверчиво покачал головой.
Нара Оксам мысленно вздохнула. Она обсуждала эту тему во
время встреч на улицах, в общественных заведениях, в зале заседаний
Вастхолдского парламента, в прямом эфире масс-медиа, с планетарными
аудиториями. Она сочиняла лозунги, речи и эссе по этому вопросу. А теперь перед
ней стоял Лаурент Зай, человек, который наверняка ни разу в жизни не принимал
участия ни в каких политических дебатах. В определенном смысле это было слишком
просто.
Но он задал вопрос.
— Вы слышали о геоцентрической теории,
капитан-лейтенант?
— Нет, ваше превосходительство.
— На древней Земле, за несколько столетий до начала
полетов в космос, многие верили, что солнце обращается вокруг планеты.
— Видимо, они полагали, что древняя Земля очень
массивна, — высказался Зай.
— В каком-то роде — да. Они думали, что вся вселенная
крутится вокруг их планеты. Причем — обратите внимание — обращается за сутки. У
тех людей были большие проблемы с масштабом времени.
— Действительно.
— Долгое время накапливались данные, противоречащие
геоцентрической теории. Были созданы новые модели, с солнцем в центре — более
логичные и элегантные.
— Я так и думал. Даже не могу себе представить, как бы
выглядело математическое обоснование планетоцентрической теории.
— Оно было ужасающе сложным и извращенным. Когда
смотришь на эту теорию теперь, то со всей очевидностью понимаешь, как это глупо
и старомодно — придерживаться древних предрассудков. Но когда возникла гелиоцентрическая
теория — такая элегантная и ясная, — случилось нечто странное.
Зай ждал. Он, похоже, забыл о своем шампанском.
— Почти никто не поверил в нее, — сказала
Нара. — О новой теории какое-то время подискутировали, у нее появилось
некоторое количество приверженцев, но потом ее почти совсем отвергли.
Зай сдвинул брови.
— Но, видимо, впоследствии люди осознали свою ошибку.
Иначе мы бы с вами не стояли здесь, в двух тысячах световых лет от Земли.
Оксам покачала головой.
— Они не осознали. По-настоящему поменяли мнение очень
немногие. Те ученые, что были взращены на старой теории, упорно цеплялись за
нее.
— Но как же тогда…
— Они умерли, капитан-лейтенант.
Нара Оксам допила шампанское. Древние споры все еще трогали
ее, от волнения даже пересохло во рту.
— Вернее, они принесли в дар потомкам свою
смерть, — сказала она. — Они оставили планету своим детям. Только
тогда появились новые идеи, новая картина мира. Но только через смерть.
Зай покачал головой.
— Но наверняка они все равно когда-нибудь догадались
бы…
— Если бы старики жили вечно? Если бы они обладали всем
богатством, управляли бы армиями, не терпели несогласия? Мы бы до сих пор жили
там, на одинокой окраине Ориона, и считали бы себя центром вселенной…
