— Это безумие, — выговорил он. И закрыл рот —
слишком поздно.
Она смотрела на него, и в ее взгляде были триумф и печаль.
Они еще посидели у камина. Если что-то и возникло между
ними, теперь это было разбито. Лаурент Зай хотел что-нибудь сказать, но боялся,
что извинений будет мало.
Он сидел, молчал и судорожно пытался сообразить, что же ему
делать.
3. Декомпрессия
Быстро принятые решения похвальны, если только не чреваты необратимыми
последствиями.
Аноним, 167
Сенатор
Созвездие глаз сверкнуло, отразив солнечный свет, проникший
сквозь двери из искусственно выращенных алмазов. Двери бесшумно и плавно
закрылись за сенатором Нарой Оксам. Блеск этих глаз заставил Оксам насторожиться,
как если бы ее окружили ночные хищники. На родной планете Оксам, Вастхолде,
водились звери-людоеды — медведи, паракойоты и хищные ночные собаки. На
глубинном, инстинктивном уровне Нара Оксам понимала, что эти глаза —
предупреждение. Существа с сияющими глазами — их было пятнадцать-двадцать —
расположились на невидимом ложе, созданном прелестной гравитацией. Покачиваясь,
словно разноцветные тучки под легким ветерком, они плыли вдоль широких
коридоров внутреннего дворца Императора. Противоэмпатический браслет Нары был
включен на полную мощность, как обычно в многолюдной столице, и все же у нее
сохранилось достаточно чувствительности для того, чтобы в какой-то мере ощутить
нечеловеческие мысли этих существ. Они холодно взирали на сенатора, когда она
проходила мимо, неуязвимые, привилегированные, наделенные безмолвной мудростью,
накопленной за шестнадцать столетий. Наверняка их род никогда не сомневался в
своем превосходстве, даже в те тысячелетия, когда эти звери еще не были указом
Императора возвышены до полубожественного статуса.
Они были царственными консортами — эти личные фамилиары его
воскрешенного величества. Они назывались felis domesticos immortalis.
Одним словом — кошки.
А еще точнее — бессмертные кошки.
Сенатор Нара Оксам ненавидела кошек.
Миновав невидимое ложе, она остановилась, боясь потревожить
потоки воздуха, благодаря которым «перина» с кошками медленно и торжественно
проплывала по коридорам. Зверьки, как по команде, повернули головы и воззрились
на Нару своими вертикальными зрачками. В их глазах была такая злоба, что Наре
пришлось взять себя в руки, чтобы суметь выдержать этот немигающий взгляд. Вот
тебе и пресловутая храбрость еретички с противоимперскими убеждениями… Она
представляла целую планету, а здесь, в Алмазном Дворце, могущественная
женщина-сенатор испугалась домашних зверушек.
Ее утренняя тревога вернулась в то самое мгновение, как
только она перешагнула Рубикон, защитный барьер — защитный и в электронном и в
правовом смысле, — окружавший форум и обеспечивавший независимость Сената.
Аэрокар, ожидавший ее у мерцающего края Рубикона, был так элегантен, так
хрупок, словно его изготовили из бумаги и ниток. Но стоило ей оказаться внутри
машины — и хрупкость преобразилась в мощь, волокна прелестной гравитации
подняли аэрокар ввысь и закружили под ним город — так пальцы жонглера вращают
яркие булавы. Машина пролетала между шпилей, над парками и садами, сквозь
водяную пыль, вздымаемую каскадами водопадов. Поначалу полет был ленивым и как
бы не имеющим четкого направления, но как только впереди завиделся Алмазный
Дворец, аэрокар потянуло к нему, как к магниту. Траектория полета уподобилась
ножу горшечника, кромсающему мягкую глину, вращающуюся на гончарном круге. Эта
безумная растрата энергии, для того чтобы перенести Оксам на столь малое
расстояние, была нарочитой демонстрацией могущества Императора: устрашающая
роскошь, совершенная в своем изяществе.
И вот теперь Нара успела провести во дворце лишь несколько
мгновений — и наткнулась на кошек, парящих на ложе, сотворенном прелестной гравитацией.
Оксам поежилась и, как только кошки исчезли за углом
извилистого коридора, облегченно вздохнула и попыталась вспомнить, не было ли
среди них хоть одной черной. Но она тут же постаралась отрешиться от суеверий,
забыть о кошках и, выпрямившись, зашагала быстрее и решительнее. Ее ожидала
встреча с Воскрешенным Императором.
И вновь перед ней распахнулись створки алмазных дверей. Нара
гадала, к чему это все. Самым очевидным объяснением было следующее: его
величество решил возразить против предложенного ею пакета законопроектов —
протеста против проводимой партией лоялистов подготовки к пограничной войне с
риксами. Но вызов на аудиенцию последовал слишком быстро — буквально через
несколько минут после того, как законодательная программа прошла регистрацию.
Сотрудники Нары прекрасно выполнили ее распоряжения и подготовили хитрейшую,
лабиринтоподобную систему законов и тарифов, которая никак не напоминала
лобовую атаку. Как мог Аппарат настолько быстро догадаться о цели этой
программы?
Возможно, произошла утечка информации. Возможно, кто-то из
ее сотрудников или один из иерархов партии секуляристов работал как агент под
прикрытием, «крот», и успел «настучать» во дворец. Эту мысль Оксам сразу
отбросила, как параноидальную. Программу законодательных проектов составляла
горстка самых верных и преданных соратников. Скорее всего, Император попросту
ждал какой-то, любой реакции. Он понимал, что приготовления лоялистов к войне
будут замечены, и потому был наготове. Наготове — с этой демонстрацией
устрашающего могущества: с вызовом во дворец, доставкой на машине, работающей
на баснословно дорогой прелестной гравитации, с самим этим дворцом, выстроенным
из алмазов. Вот о чем предупреждали светящиеся глаза кошек, поняла Нара. Они
напоминали: не стоит Его недооценивать.
Оксам осознала, что ее презрение к «серым», к тем живым
людям, которые голосовали за верность Императору, которые поклонялись ему и
прочим мертвецам как богам, заставило ее забыть о том, что Император — далеко
не глупый человек.
В конце концов, это он изобрел бессмертие. А это не так-то
просто. Это он за последние шестнадцать столетий внедрил свое единственное
изобретение на восьмидесяти планетах, что наделило его практически абсолютной
властью.
Двери закрылись, и Нара очутилась в саду — просторном и
ярком, куда солнечные лучи проникали через фасетчатые грани алмазного колпака.
Дорожка под ногами у Оксам была вымощена битым камнем. Она
изящно петляла по саду и казалась мозаикой, выложенной из осколков
расколовшейся древней статуи. «Зрите мои труды, о сильные мира сего», —
подумала Нара. Между камнями пробивались короткие стебли красноватой травы, от
чего сами камни приобретали оттенок запекшейся крови. В траве по обе стороны от
тропинки вились подвижные лианы. Вид у них был довольно пугающий, и, наверное,
их высадили для того, чтобы попавшие в сад не бродили, где попало. Дорожка
уводила все дальше и дальше, и вскоре Нара миновала миниатюрные яблони, высотой
не более метра, потом — волнообразную дюну из белого песка, по которой сновало
семейство ярко-синих скорпионов. Невидимые силовые поля переносили по саду
стайки колибри. Преодолев всю спираль дорожки и выйдя к ее центру, Нара Оксам
оказалась у фонтанов. Разлетавшиеся веерами брызги, водопады, водяные дуги явно
не повиновались никаким законам гравитации.
