Оксам понимала, что очень скоро увидится с Императором. И
вдруг ей встретилась еще одна кошка. Стройная, остроухая, с гладкой шерсткой,
она лежала поперек дорожки и грелась на особенно большом плоском камне. Не
сказать, чтобы эта кошка принадлежала к какой-то особой породе. В ее шерстке
смешались молочный, абрикосовый и черный цвета. Вдоль позвоночника до самого
хвоста у кошки был вшит симбиант Лазаря. Она нервно подергивала хвостом, но
сама лежала неподвижно. Вертикальные щелочки кошачьих зрачков чуть расширились
от любопытства, когда она увидела Нару, но интерес тут же пропал, и кошка
лениво, равнодушно моргнула.
Нара сумела выдержать ее взгляд.
На тропинке появился молодой человек, наклонился и привычным
движением усадил кошку себе на плечо. Кошка протестующе мяукнула, сползла чуть
вниз, но тут же удобно устроилась на согнутой в локте руке молодого человека,
одной лапой уцепившись за ткань императорской мантии.
Первая мысль у Оксам была такая: «В жизни он красивее».
— Мой повелитель, — проговорила Оксам, гордясь
тем, что автоматически не опустилась на колени. Сенаторство давало особые
привилегии.
— Сенатор, — отозвался мужчина, кивнул ей, а затем
наклонился и поцеловал макушку кошки. Кошка потянулась и лизнула его в
подбородок.
Помимо погибших на войне, большинство воскрешенных были,
конечно, очень стары. Традиционная медицина сохраняла богатых и могущественных
людей в живых до почти двухсот лет, а смертельные болезни и несчастные случаи
происходили крайне редко. Все знакомые Нары Оксам из числа воскрешенных были
либо древними солонами, либо умудренными жизнью олигархами — разнообразными
историческими реликтами. Порой ей встречались паломники, которым удавалось
добраться до столичной планеты, именуемой Родиной, после многовековых
странствий по галактике с субсветовой скоростью. Они несли свою смерть
благодарно, изящно и спокойно — эти седовласые старцы. Но Император совершил
Священное Самоубийство в то время, когда ему было едва за тридцать (именно в
этом возрасте экзобиологи-структуралисты находятся в поре расцвета своей
научной карьеры). Это была последняя проверка его великого изобретения.
Старение не успело коснуться его лица. Он казался таким настоящим, его улыбка
была настолько очаровательной (а может, хитрой?), его взгляд — столь зорким. Он
явно видел, как волнуется Нара Оксам.
Он выглядел потрясающе… живым.
— Благодарю, что приняли мое приглашение, — сказал
Воскрешенный Император, повелитель Восьмидесяти Планет, в знак уважения к той,
которую оберегала граница Рубикона.
— К вашим услугам, мой повелитель.
Кошка зевнула и уставилась на Оксам, словно бы говоря: «И к
моим».
— Прошу вас, сенатор, присядьте с нами.
Оксам последовала за мертвым Императором.
Они уселись в самом центре спиральной дорожки. Летучие
подушки удобно улеглись под спину, локти и шею гостьи. Они не только приняли на
себя ее вес, но приобрели такую форму, чтобы ей было легко расправить мышцы и
сесть так, чтобы руки, ноги и спина не затекали. Между Оксам и Императором
стоял приземистый квадратный мраморный блок. Император опустил на него кошку. Та
сразу же легла на спину, подставив владыке молочно-белое брюшко.
— Вы удивлены, сенатор? — неожиданно спросил
Император.
Удивил Оксам сам этот вопрос. Она собралась с мыслями,
гадая, о чем могло сказать Императору выражение ее лица.
— Я не ожидала, что наша встреча будет наедине, ваше
величество.
— А вы поглядите на свои руки, — посоветовал он.
Оксам недоуменно заморгала и последовала совету Императора.
К ее смуглой коже прилипло множество серебристых, сверкающих на солнце пылинок,
похожих на пятнышки слюды на поверхности темной породы.
— Наша служба безопасности, — пояснил
Император. — И еще — несколько придворных. Если у вас выступит пот, мы об
этом узнаем.
«Наномашины», — поняла Оксам, мельчайшие устройства,
предназначенные для регистрации и записи гальванической реакции кожи, пульса,
выделений — а следовательно, для проверки на ложь. Некоторые из этих устройств
наверняка могли мгновенно убить ее, если бы она вздумала угрожать Императору
физически.
— Постараюсь не вспотеть, мой повелитель.
Он рассмеялся. Прежде Наре Оксам никогда не приходилось
слышать, чтобы мертвые смеялись. Рассмеялся и откинулся на подушку. Подушка —
дитя прелестной гравитации — мгновенно среагировала на перемену позы.
— Вам известно, почему мы так любим кошек, сенатор?
Нара Оксам незаметно облизнула губы, гадая, могли ли
крошечные машинки, усыпавшие ее ладони (а может, они и на лицо налипли? и под
одеждой?), выявить ее ненависть к этим животным.
— Кошки стали первыми жертвами экспериментов, мой
повелитель, — ответила Нара и уловила в собственном голосе нотки
послушания — так ребенок отвечает на уроке катехизиса. Такое послушание ей не
понравилось.
Она посмотрела на ленивое создание, вальяжно развалившееся
на мраморном столе. Кошка глядела на нее подозрительно, словно читала мысли.
Тысячи ей подобных корчились в посмертной агонии во время безуспешных Священных
Экспериментов по вживлению симбиантов, призванных оживить умершие нервные
клетки. Тысячам была суждена участь инвалидов после неполной реанимации.
Десятки тысяч погибли сразу — на них изучались параметры оживления после смерти
головного мозга, системного шока и распада тканей. Все успешные опыты были
проведены на кошках. По какой-то причине с оживлением обезьян и собак возникали
проблемы — они либо теряли разум, либо погибали от спазмов, словно не могли
свыкнуться с неожиданным возвращением к жизни после смерти. Другое дело —
психически уравновешенные, самовлюбленные кошки, которые (как, вероятно, и
люди) считали, что заслуживают этой самой жизни после смерти.
Оксам прищурилась, глядя на маленького зверька. «Миллионы
таких, как ты, корчились от боли», — послала она свои мысли кошке.
Кошка снова зевнула и принялась вылизывать лапку.
— Так полагают, сенатор, — отозвался
Император. — Так часто полагают. Но наша любовь к хищникам семейства
кошачьих выше уважения к их вкладу в священную науку. Видите ли, эти хрупкие
существа всегда были полубогами, нашими проводниками на пути в новые царства,
безмолвными слугами прогресса. Известно ли вам, что на всех стадиях эволюции человека
кошкам было суждено сыграть важнейшую роль?
Оксам широко раскрыла глаза. Наверняка это была какая-то
научная шутка, словесный эквивалент гравитационно-модифицированных фонтанов в
дворцовом саду. Пока разговор был подобен воде, взбегающей вверх по склону
горы, — демонстрация имперской изысканной мощи. Оксам решила, что не
позволит Императору одурачить ее, заговорить ей зубы.
— Важнейшую, мой повелитель? — постаравшись, чтобы
ее вопрос прозвучал серьезно, осведомилась она.
