— Пойдем со мной, — приказным тоном распорядилась
она. Голос у женщины был хрипловатый, со странным, незнакомым акцентом. Но с
другой стороны, Рана из своего маленького городка никуда не выезжала и людей,
говоривших иначе, чем в Галилео, видела только в выпусках новостей да в
фильмах.
Офицер развернулась и, не сказав больше ни слова, зашагала
по проходу. Рана схватила с полки рюкзак и вытащила его в проход. Когда
распрямилась, женщина уже была готова перейти в следующий вагон, и Ране
пришлось догонять ее бегом.
Офицер направлялась к хвосту поезда. Рана шла за ней, еле
поспевая. Она зацепила какого-то рабочего рюкзаком и пробормотала извинения.
Тот что-то ответил — что именно, Рана не разобрала, но фраза явно была не самая
вежливая.
Отчаянно быстрым шагом они вскоре добрались до вагона, где
располагались купе первого класса. Увидев эту роскошь, Рана замерла и открыла
рот. Одну сторону устланного ковром коридора целиком занимало окно от пола до
потолка. За окном пролетали пейзажи тундры, из-за скорости сливавшиеся в
кремовую дымку. Рана где-то читала о том, что поезд на магнитной подвеске мог
разгоняться до тысячи километров в час. Казалось, что сейчас его скорость вдвое
больше.
Напротив окна возвышалась стена, забранная панелями из
темного дерева, с рядом дверей персональных купе. Безмолвная незнакомка здесь
сбавила прыть — как будто почувствовала себя увереннее вдали от переполненных
людьми сидячих вагонов. Она и Рана прошли мимо нескольких служащих в форме
«Экспресса», застывших по стойке «смирно». Рана не поняла, почему они приняли
такие позы — то ли из уважения к офицеру милиции, то ли просто для того, чтобы
женщины свободно прошли по узкому коридору.
Наконец офицер открыла дверь купе — что примечательно, без
ключа и даже без голосовой команды. Рана робко вошла в купе следом за
незнакомкой.
Купе оказалось очень красивым. На полу лежало мягко
пружинящее покрытие янтарного цвета. Ступать по нему было приятно. Стены
отделаны мрамором и тиком. Мебель здесь стояла сборно-разборная. Рана немного
пришла в себя и догадалась, каким образом детали могут меняться местами, в результате
чего столик и кресла превращаются в письменный стол и кровать. За широким окном
мелькала тундра. Купе было куда вместительнее, чем комнатушка Раны в казармах в
Галилео, где с ней жили еще три сотрудницы милиции. В окружении этой роскоши
Рана опять занервничала: она твердо уверилась в том, что не справится с
порученным ей особым заданием.
Девушка чувствовала себя такой виноватой, словно уже
порядком напортачила.
— Садись.
Здесь, в тихом купе, Рана более внимательно прислушалась к
странному акценту своей спутницы. Та говорила четко и старательно, с
произношением обучающего компьютера. Но интонация была неверная — как у
человека, который родился глухонемым и каким-то образом выучился произносить
звуки, которые сам никогда не слышал.
Рана положила на пол рюкзак и села на указанный ей стул.
Офицер села напротив. Даже теперь, когда они обе сидели, та
оставалась на дециметр выше Раны. Женщина сняла очки.
Рана ахнула. Глаза у незнакомки были искусственные. В них
отражались пролетавшие за окном снега, и при этом поверхность глаз давала
сиреневые отблески. Но ахнула Рана не из-за глаз.
Как только офицер сняла очки, Рана увидела форму ее лица.
Что-то в этом лице было призрачно узнаваемое. Дело было не волосах — хотя они
выглядели странно, а глаза казались какими-то инопланетянскими. Но линии
подбородка и скул, а также высокий лоб до странности напоминали черты лица
Раны.
Рана Хартер зажмурилась. Может быть, все это почудилось ей
из-за того, что она так страшно нервничала и не выспалась? Может быть, это
просто мгновенная галлюцинация, которая исчезнет, когда она откроет глаза? Но
когда Рана открыла глаза, то увидела то же самое. Женщина и вправду очень
походила на нее.
Ощущение было примерно такое, словно смотришься в
электронное зеркало в кабинете косметической хирургии, где компьютер меняет
тебе прическу и цвет глаз. Рану так зачаровало это зрелище, что она пальцем
пошевелить не могла.
— Сотрудница милиции Рана Хартер, тебя избрали для
выполнения очень важного задания.
И снова этот странный выговор — слова будто звучали
ниоткуда, произносились никем.
— Да, мэм. А что… что за задание?
Женщина склонила голову к плечу, словно вопрос ее удивил.
Еще немного помедлила и взглянула на экран своего портативного компьютера.
— На этот вопрос я сейчас не могу ответить. Но ты должна
выполнять мои приказы.
— Да, мэм.
— Ты останешься в этом купе до тех пор, пока мы не
доберемся до полюса. Понятно?
— Понятно, мэм.
Бесстрастный тон офицера немного успокоил Рану. Какое бы
задание милиция ни придумала, приказы она пока получала ясные и четкие. Вот
именно это Ране больше всего и нравилось в милиции. Не надо было ни о чем
думать самой.
— В этом поезде ты не должна говорить ни с кем, кроме
меня, Рана Хартер.
— Да, мэм, — ответила Рана. — А можно задать
один вопрос?
Женщина промолчала, что Рана сочла разрешением.
— Кто вы такая, мэм? У меня в приказе не сказано…
Женщина сразу же прервала ее.
— Я — полковник Александра Херд, милиция Легиса-XV.
С этими словами она извлекла из кармана просторного пальто
полковничий жетон.
Рана облизнула пересохшие губы. Прежде ей ни разу не
доводилось видеть офицера милиции рангом старше капитана. Офицеры существовали
для нее на непостижимом, мистическом уровне.
Но при этом она и не догадывалась о том, насколько они могут
быть странными!
Полковник указала в угол купе, и от стены плавно отделилась
раковина.
— Вымой волосы, — приказала она.
— Волосы? — оторопело переспросила Рана.
Полковник Херд достала из кармана нож, лезвие которого было
почти до невидимости острым и угадывалось только потому, что, поблескивая,
отражало белизну мелькавшего за окном снега. Резная рукоять ножа чем-то
напоминала птичьи крылья. Полковник держала нож кончиками необычайно длинных и
изящных пальцев.
— После того как ты вымоешь волосы, я их обрежу, —
заявила полковник Херд.
— Я не понимаю…
— И еще я сделаю тебе маникюр, и ты хорошенько
вымоешься.
— Что?
— Приказ.
Рана Хартер не нашлась, что ответить. Она совсем перестала
мыслить логически, в сознании у нее воцарилась картина, чем-то похожая на
мелькание пейзажа за окном. Так с ней бывало, когда приходилось решать сложные
задачи: стремительный полет, а потом — момент ступора, после которого
разрозненные, хаотичные данные вдруг обретали стройность и становились
понятными.
