Зато теперь…
Теперь в результате серьезных религиозно-политических разногласий относительно того, какой из четырех небольших материковых стран принадлежит остров, все население раскололось на три фракции, статуя Девы Марии на городской площади была разбита, а туристический бизнес приказал долго жить.
Сидя в баре отеля «Паломар-дель-Соль», Рыжая Кармин потягивала напиток, который с натяжкой можно было назвать коктейлем. В углу что-то бренчал усталый пианист, а официант в парике проникновенно гнусил в микрофон:
Н-н-н-н-н-а-а-а западе диком жи-и-и-л одиноко
БЕ-Э-Э-ЛЫЙ БЫЧОК…
Грустен он был и несчастен глубоко,
БЕ-Э-Э-ЛЫЙ БЫЧОК…
Вдруг через раскрытое окно в бар ввалился человек с ножом в зубах; в одной руке у него был «калаш», в другой — граната.
— Эхох охэй пэйехогих в хобхеннохфь… — Он умолк, вытащил изо рта нож и начал сначала: — Этот отель переходит в собственность Протурецкой либеральной фракции!
Последняя пара туристов,
[70]
задержавшаяся на острове, спряталась под стол. Рыжая Кармин беспечно вытащила из своего напитка вишенку, поднесла ее к алым губам и так эффектно втянула в рот, что всех мужчин в баре прошиб холодный пот.
Пианист встал, потянулся и вытащил из своего пианино древний пулемет.
— Этот отель уже захватила Прогреческая территориальная бригада! — заорал он. — Только дернись, и я выбью из тебя дурь!
В дверях послышался шум. Дюжий чернобородый детина с ослепительной улыбкой и музейным пулеметом Гатлинга возглавлял когорту таких же крепких, хотя и не столь впечатляюще вооруженных здоровяков.
— Этот стратегически важный отель, давний символ турецко-греческого фашистского империализма и продажного туристического бизнеса, объявляется собственностью итало-мальтийских борцов за свободу! — добродушно пророкотал он. — Сейчас мы вас всех поубиваем!
— Чепуха! — сказал пианист. — Нету здесь ничего стратегически важного. Только отличные винные погреба!
— Он прав, Педро, — сказал парень с «Калашниковым». — Именно поэтому он нам и нужен. Генерал Эрнесто де Монтойя так мне и сказал. Фернандо, говорит, эта война к субботе закончится, и ребята захотят расслабиться. Загляни, говорит, в отель «Паломар-дель-Соль» и захвати его как трофей.
Бородач слегка покраснел.
— Нет, Фернандо Кьянти, он очень даже важен стратегически! Я нарисовал большую карту нашего острова — так вот он стоит точно посредине. Чертовски важная точка, скажу я тебе!
— Ха! — сказал Фернандо. — Ты еще скажи, что дом Малыша Диего тоже стратегически важен, потому как из его окон видно капиталистический пляж, где загорают декадентские мадамы без лифчиков!
Пианист побагровел.
— Наши захватили его сегодня утром, — признал он.
В баре повисла тишина.
Ее нарушил тихий шелест шелка. Рыжая поменяла позу, распрямив ноги.
Кадык пианиста судорожно дернулся.
— Ну да, это стратегически важный дом, — выдавил он, стараясь не замечать женщину у стойки. — Если кто-нибудь подойдет к острову на подводной лодке, оттуда лучше всего следить за берегом.
Тишина.
— В общем, дом уж точно важнее, чем этот отель, — закончил он.
Педро угрожающе кашлянул.
— Следующий, кто скажет что-нибудь. Хоть слово. Мертвец. — Он ухмыльнулся. Поднял пулемет. — Отлично. А теперь — все марш к той стене.
Никто не шелохнулся. Его больше не слушали. Все прислушивались к монотонному бормотанию за его спиной, у входа в отель.
Когорта, стоявшая в дверях, дрогнула. Она изо всех сил старалась устоять, однако ее неумолимо оттесняло с пути ворчание, которое постепенно начало делиться на слова и фразы:
— Разрешите, господа, разрешите; чудесный вечер, не правда ли? Три раза обошел вокруг острова, едва нашел это место, а таблички с адресами тут не в чести, не правда ли? Но нашел-таки, четыре раза дорогу спрашивал, пока не заглянул на почту, на почте уж точно знают, вот и карту мне нарисовали, где же это она…
Сквозь вооруженную толпу невозмутимо проскользнул, словно щука через пруд, полный форели, маленький очкарик в синей униформе; он держал длинный узкий предмет, завернутый в коричневую бумагу и перевязанный бечевкой. Он сделал одну-единственную уступку жаркому климату, надев коричневые пластиковые сандалии, хотя зеленые шерстяные носки свидетельствовали о его глубоком природном недоверии к иностранной погоде.
На нем была форменная фуражка с надписью большими белыми буквами: «Международная экспресс-почта».
Он был безоружен, но никто его не тронул, даже не прицелился. Все просто таращились.
Очкарик пробежался взглядом по сборищу и вновь сверился с записями в блокноте; затем он прямиком направился к Рыжей, по-прежнему сидевшей у бара.
— Вам посылка, мисс, — сказал он.
Рыжая взяла пакет и начала развязывать веревку.
«Международный экспресс» тактично кашлянул и протянул журналистке изрядно захватанный блокнот с квитанциями и желтой пластмассовой шариковой ручкой на пружинке.
— Распишитесь, пожалуйста, в получении, мисс. Вот здесь. Полное имя печатными буквами, а под ним подпись.
— Конечно.
Рыжая неразборчиво расписалась, а потом печатными буквами нацарапала свое имя. Только не Кармин Цуйгибер, а что-то гораздо более короткое.
Посыльный поблагодарил ее и поплелся к выходу, бормоча на ходу:
— Чудесное здесь местечко, господа, всегда мечтал выбраться сюда в отпуск, извините за беспокойство, простите, сэр…
И он исчез из их жизни так же спокойно, как появился.
Рыжая наконец развернула пакет. Любопытные подошли к ней поближе. В пакете оказался большой меч.
Она внимательно осмотрела его. Это был совсем простой меч, длинный и острый; казалось, его давно выковали и столь же давно не пускали в дело; он был лишен украшений и не производил особого впечатления. Он вовсе не походил на магическое оружие, исполненное силы и могущества. Самый обычный меч, несомненно созданный для того, чтобы рубить, кромсать, резать, убивать или, на худой конец, наносить увечья как можно большему числу людей. Его окружала не поддающаяся определению аура ненависти и угрозы.
Рыжая зажала рукоятку в изящной наманикюренной ручке и подняла меч к глазам. Клинок блеснул.
