— У Лешака был ребенок?
— Дочь Анна. Летом пятьдесят седьмого в самую темную ночь она повесилась на дереве, у которого сожгли Чудо.
— Это он ее убил?
— Да, ему хотелось жить не раз в тринадцать лет бесплотным духом, а жить вечно в крепком, здоровом теле из плоти и крови.
— В теле Лешака, моего прадеда?
— Да. Особая кровь, особые способности, особая метка. У тебя она тоже есть, вот тут. — Отец коснулся Ксанкиной шеи. — Вы одной с ним крови, вы могли бы стать сосудом для его души, но твой прадед оказался ему не по зубам, а вот Анна… Она была несчастной слабоумной девочкой, ее манила гарь, как манит огонь неразумного мотылька.
— У нее тоже был этот особый знак? — Ксанка дотронулась до своей шеи.
— У нее не было, но она все равно могла слышать его зов и не могла ему противиться. Он заставил ее убить себя, тем самым наказывая за неповиновение ее отца.
— А мою маму? Мою маму он тоже заставил?
— Нет, это было ее собственное решение.
— Зачем? Зачем ей было убивать себя? Ведь у нее была я!
— Она тоже слышала его зов, ее тоже манила гарь, и у нее был знак.
— Он попытался вселиться в мою маму той ночью? — догадка обожгла огнем.
— Да. — Отец кивнул. — Она предпочла умереть, чтобы не стать безмозглой куклой. Она была очень сильной и очень решительной.
— А я? — Ксанка уже знала ответ, видела его на дне синих глаза Лешака, своего прадеда.
— Ты должна была стать следующей, Александра. Ты — последняя из рода. Этой ночью он заманил тебя на гарь, но что-то пошло не так. Я думаю, дело в этих парнях, твоих друзьях. Они ему помешали.
— Они тоже были на гари?!
— Да, считай, тебе повезло. Ребята спасли твою жизнь.
— А сами?
— С ними все в порядке, не надо волноваться.
Все в порядке! Только сейчас Ксанка смогла вдохнуть полной грудью, только сейчас разжались тиски, сжимавшие ее горло. Дэн жив, а это значит, что все у них будет хорошо.
— Я виноват. — Отец рассматривал свою забинтованную руку. — Я присматривал за тобой все эти дни, а этой ночью едва не потерял.
— Он хотел меня убить, чтобы я не досталась Чуду? — спросила она шепотом. — Он плакал, когда убивал меня.
— Он любил тебя, Александра, и он не видел другого выхода. Я не думал… Я даже помыслить не мог, что он решится на такое. Он говорил про какой-то план. Если бы я только знал, что это будет за план…
— Но ты ведь спас меня. — Ксанка хотела утешить этого незнакомца, который в одночасье стал ей родным человеком, но она не знала, как это сделать.
— Я едва не опоздал. Ты была уже без сознания, когда я вытащил тебя из реки. Лешак запер меня здесь, на дебаркадере, чтобы я не смог ему помешать. Я выбрался. Разбил иллюминатор. — Отец снова посмотрел на свою забинтованную руку. — Я искал тебя и в лесу, и на этой проклятой гари, а когда нашел, оказалось, что время почти вышло. Мне пришлось его убить, Александра. Иначе он убил бы тебя. — Отец коснулся ее руки, нахмурился. — Ты ледяная! Допивай скорее чай.
Ксанка кивнул, залпом осушила фляжку. Ей не стало теплее, но в голове появилась приятная легкость.
— Я хочу к Дэну, — сказала она, до самого подбородка натягивая одеяло. — Когда я смогу его увидеть?
— Александра, — отец вздохнул, — мы должны уехать.
Она понимала, разлука неизбежна, но они должны поговорить, сказать друг другу «до встречи».
— Для всех ты умерла. — Голос отца доносился словно издалека. — Дэн и остальные ребята считают, что ты утонула в затоне. Я понимаю, это тяжело, но так будет лучше для вас обоих. Боль пройдет, моя девочка. Очень скоро у тебя начнется совсем другая, новая жизнь. Обещаю!
Дэн считает, что она умерла… Мысль была ленивой и вялой, как снулая рыба. И сама Ксанка с каждой секундой становилась все более вялой, равнодушной, почти бездушной. Голова налилась свинцом. Чтобы не упасть, Ксанка прижалась затылком к стене.
— Ты устала. — Щеки коснулась ладонь отца. — Поспи. Мне нужно завершить кое-какие приготовления, и мы уедем из этого проклятого места навсегда. Спи…
Дебаркадер неспешно покачивался на волнах, превратившись в огромную колыбель. Лицо отца растаяло в темноте, следом исчезли звуки его шагов. Она должна поспать, а потом она уедет навсегда… Она уедет, а Дэн будет думать, что она умерла…
У Ксанки почти не осталось ни сил, ни решимости. Их отнял у нее коварный отцовский чай. Еще чуть-чуть — и ее самой не станет. Ей нужно спешить!
Жгучая боль в порезанной щеке ненадолго привела ее в чувство. Указательный палец был липким от крови. Кровь вместо чернил, палец вместо пера — вот такая прощальная записка…
Ксанка хотела написать Дэну, как сильно она его любит, хотела сказать «спасибо» и «прощай», но крови и сил хватило лишь на то, чтобы вывести на шершавых досках лежака «127». Если он когда-нибудь увидит эту ее записку, то поймет, что писала ее именно она.
А потом Ксанка уснула, погрузилась в черное безвременье. Из раны на ее щеке продолжала медленно сочиться кровь…
Отца Александра возненавидела в тот самый момент, когда поняла, что он все решил за нее, не оставил ей выбора. Он перекроил наново ее жизнь. Новая страна, новые документы, даже лицо ее теперь было новым.
В рану попала инфекция, к тому времени, когда отец показал Ксанку врачам, она уже не узнавала свое отражение в зеркале. Обезображенное, распухшее лицо, белесые, точно припорошенные пеплом волосы. Самая темная ночь превратила ее в седую, не желающую жить и бороться уродину.
Понадобилась не одна пластическая операция, чтобы ее лицо больше не пугало окружающих. Отец сражался за ее здоровье и ее красоту в одиночку. Александре было все равно, она хотела обратно в Россию, она хотела к Дэну. Он снился ей почти каждую ночь, и только лишь эти наполненные светом и любовью сны позволили ей не сойти с ума от тоски и безысходности. Однажды Александра попыталась поговорить с отцом. Ей нужен был всего лишь адрес Дэна.
— У меня нет интересующей тебя информации, Алекс. — Здесь, в Штатах, отец называл ее не Александрой, не Ксанкой, а холодным именем Алекс. — Я не могу тебе помочь, но, уверяю тебя, с твоими друзьями все хорошо.
Она не верила. Дэну не может быть хорошо без нее. Ему так же плохо, как и ей.
— Все пройдет, — из года в год обещал ей отец, но ни боль, ни отчаяние не проходили. И Алекс поклялась, что научится добывать необходимую информацию самостоятельно, без посторонней помощи. Она многому научится, станет смелой и ловкой, вернется на родину и найдет своего Дэна. Теперь каждый вечер перед сном она представляла, каким он стал, что они скажут друг другу, когда наконец встретятся, как они будут счастливы вместе.
Отец поощрял все ее начинания и увлечения, радовался ее успехам, делился опытом. Наверное, Алекс могла бы пойти по его стопам, если бы захотела. Она свободно говорила на пяти иностранных языках, хорошо стреляла, разбиралась в компьютерах получше некоторых хакеров. Она была умна, образованна, красива и… несчастна, потому что все еще хотела вернуться в Россию.
